Читаем Топологии Миров Крапивина полностью

«Если человек раскаялся всей душой и ужаснулся своим делам, путь кончится и сам отпустит его…

А пока через грани Кристалла, через многие пространства, всё ещё идёт человек в чёрной коже. Тот, кто стрелял в детей и кто, если прикажут, будет стрелять снова…»

Так что выход Мрачника на Дорогу может быть лишь в случае наказания его Дорогой. Но и в таком случае Дорога не станет выполнять для него транспортную функцию.

Интересны также новообразования — Безлюдные Пространства. Мельком о них приведено у ВПК в «Дырчатой Луне» и «Самолёте по имени Серёжка». Однако, увы, суть их так и не ясна. С одной стороны, это — заброшенные территории Миров, покинутые людьми либо изгнавшие людей с себя за их извечные войны. С другой стороны — Безлюдные Пространства проявляют миролюбие и гуманность и впускают в себя детей. С третьей стороны, темпораль и внешние законы Безлюдных Пространств отличны не только от законов Земли, но и от законов Кристалла. В-четвёртых, даже дети могут открыть проход в Безлюдные Пространства не всегда, а лишь при определённых условиях. А в-пятых, все Безлюдные Пространства увязаны между собой и, пройдя по ним либо пролетев над ними, можно сократить путь в нашем мире либо увязать меж собой некоторые грани Кристалла.

Так что, исходя из вышесказанного, позволю себе высказать предположение, что мы присутствуем при редчайшем и уникальном событии.

Господа, почувствуйте трепетность момента! Вы стоите у колыбели! Так посмотрите ж на новорожденного!

Из отживших миров (в том числе и из Закрытых Миров) через промежуточную стадию — Безлюдные Пространства — рождается Дорога. Новая, молодая Дорога. Не конкурент прежней, а родственник, братишка, сестрёнка… И вскоре мальчишки-Странники шагнут на неё. Вот только тысячи лет не появится на ней ни Дорожная Полиция, ни насилие, ни обман…

В качестве теории, более чем просто имеющей право на существование:

Раз Безлюдные Пространства образуют новую Дорогу, и при этом известно, что всерьёз пробуждение, проявление и вообще проявление в пределах видимости и восприятия оных Пространств произошло «после аварии на ядерной электростанции» — весьма логично предположить, что Дорога — это рубец на теле Кристалла. Конечно, это утверждение — пинок сопливым романтикам, но что уж тут поделаешь…

Фактически, рубец проходит через все места стычек, возникавших в разное время и оставлявших трещины на теле Кристалла. При этом первым и основным расколом было разделение миров на технику и магию.

Другая версия — если предположить, что Кристалл действительно собирается делиться — то это слишком уж напоминает деление клетки, в частности — появление новой Дороги для нового Кристалла. Интересна тут аналогия:

Старый Кристалл — Мальчишки-Ветерки;

Новый Кристалл — Мальчишки-Самолёты (в частности — неразлучные L-5 — Серёжка и Рома. Впрочем, тут разговор особый. Сильно склоняюсь к тому, что ещё в бытность свою с Журавиным Ромка (тогда ещё Ромка Светляков, а не Ромка Смородкин) прочёл вслух ПЯТЬ СЛОВ с той самой башни! Вот только где ж он их добыл! Затем, после аварии — вместо ветерка тут же реализовался вновь, приобретя поставарийный паралич ног, затем попал под юрисдикцию новой рождающейся Дороги (системы Безлюдных Пространств) и стал самолётом, как и Серёжка… Кстати, Серёжку я точно раньше встречал, но где… Х-м, знакомая ситуация…)

У Эрры есть подозрение, что Новый Кристалл сохранит исконное Инь-Ян Дня и Ночи, а Старый постепенно скатится в технократию…

Хотя, исходя из того, что в новом Кристалле — самолёты (техника), возможно, что и наоборот.

Однако часто законы Дороги идут вразрез с законами Кристалла — в порядке Равновесия, что ли?

Кстати, не забыть бы, что Пустые Пространства делятся на Мёртвые и Безлюдные, и Дорога возникает именно из Безлюдных, т. к. они живые, а Мёртвые опасны для всего живого.

Кстати, крамольно-еретическая мысль: Мёртвые Миры — чем не заготовка для Дороги Мрака?! Кошмар!!!

(Мнение С.Г.: Конечно, кошмар! Ведь мёртвые миры — это РЕЗУЛЬТАТ работы Мрака, а не заготовка. А мёртвая ткань, как известно, способностями к регенерации даже частично не обладает — только к поражению окружающего и в конечном счёте (если не применять антисептики) присоединению к себе.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное