Тоска по Лондону

… и пустые мои глаза шарят по обширному бланку с надменно скромным наименованием Главнейшего Учреждения Галиции (ГУГ) и сиротливыми строчками текста, отпечатанного на недостойно корявой машинке:

«Уважаемый тов.(имярек)! Член комитета партитского контроля тов. Чебурек Г.Н. примет Вас 30 сентября в 14 часов для беседы по Вашей просьбе в кабинете номер 342, 3-й этаж. Секретарь Закорючка».

Итак, вернемся к месту, с которого начали.

Да нет, не здесь, не сейчас, это бы что… Вернемся в начало, когда, молодой член, с надеждой глядел я в титское будущее и прозревал ростки свободы…

А Чебурека помню. Он помоложе, мисцевый кадр, из сильских вуйкив, из тех ушлых, кто сразу понял, на чьей стороне теперь сила, куда дует ветер, и преданно, без колебаний, наполнил этим ветром свои паруса. Работал со мной в конструкторском, кончал вечерний политехнический, феноменально туп. Зато усерден в раститскизме, за что и пошел наверх. Правда, недалеко пустили, очень уж ограничен. Я с ним вась-вась, выпивали вместе. Когда он заговаривал, все умолкали: ждали перлов. Был тогда расхожий анекдот: забросили агента в глухое Закарпатье, спрятал он свой парашют, расправил свитку, вышитую сорочку, почистил чоботы, входит в деревню, и первая же бабуся ему с ужасом говорит: ой, сынку, та ты ж шпиен! Та звидкиля ж ты сэ знаешь, бабуся, на чистом диалекте спрашивает агент, а бабуся отвечает: Та ты ж чорный, сынку! Чебурек рассказывал так: Забросили негра к нам в Закарпатье… Если его назначили беседовать со мной — это карт-бланш.

То-то будет там смеха… Теперь, после беседы с ЛД, не может быть сомнений относительно питаемых ко мне чувств. Этот Сумасшедший Писатель, этот Американец просит политического убежища, ха-ха!

Ничего, пойду. Посмотрим, кто станет смеяться последним.

Меня принял не Чебурек, это было бы слишком. Я, как прочел, сразу и не поверил. Гадал — кто же? Он, Сокира. Кто подсчитает, сколько светлых голов подвел под топор этот старый провокатор. Под секиру. Ему, должно быть, около семидесяти. И до сих пор не вышел в тираж. Невероятно. Удивительно, что еще жив. Это, впрочем, обычное удивление младших, даже если ненамного младше, но к нам не очень благоухают. А я к нему не очень, хоть он мне, пожалуй, мирволил. Мы не сотрудничали, этим я себя не запятнал, только однажды подготовил справку о причинах срыва производства на одном из областных гигантов индустрии, вину свалил на смежников, область была выгорожена, и он остался доволен.

Но с тех пор на меня легла печать эмиграции. Диссидентства. Нищенства. Сумасшествия. Это — букет.

Ну, я тот еще букет. Утверждаю кличку на случай возвращения в их бедлам. В Бедлам с большой буквы. Буду именовать себя Букет, хотя бы в угоду соплеменникам, не признающим моих нынешних кличек. Если не вернусь, именовать меня по-прежнему прошу Сумасшедшим Писателем и Американцем. Точка.

* * *

Сокира принял меня в два часа пополудни и продержал до шести. Отдельного кабинета у него теперь нет, не по чину. В комнате еще три стола — наинизший уровень по меркам партитской иерархии, но все пустовали, и беседа шла тэт-а-тэт. На стене Маузер. Намек? Символизирует бдение? Неторопливая беседа сомнений в том не оставляет.

На Сокире серый костюм и желтая рубашка с серебристым галстуком. Нелепее не придумать. Я, безбородый, подстриженный и надушенный, тоже в сером светлом костюме и белой рубашке с красным галстуком. Как юный пионер. Влился в это благолепие естественно, как актер в очередную роль, только руки тянулись пощипывать несуществующую уже бородку, приходилось их отдергивать. Сидели за столом, длительно улыбались и мололи вздор, словно в театре абсурда, разговор вокруг да около, вроде с потаенным смыслом, а на деле бессмысленный, истолковать его можно так и сяк, кто как захочет, как настроение повернется. Заявлений я не делал, держался бытовой стороны — жилищные условия, возраст, здоровье… Он меня не сбивал, прямых вопросов не ставил, а так — о прошлом, о судьбах общих знакомых. Естественно, интересовался, как жизнь у них. Я отвечал: шмуток навалом, дешево, но недоступны другие вещи и пахать надо бесподобно. Президента можешь облаивать на каждом углу, зато боссу лижи зад и соглашайся с любым вздором. Свобода вообще понятие абстрактное, на склоне лет ценишь не свободу, а уютную собачью будку, лишь бы миску со жратвой приносили регулярно.