Тоска по Лондону

Я попросил не представлять мне присутствующих и не называть имен, никого не знаю и знать не хочу, наша беседа носит характер обмена мнениями того типа, какой нередко происходит в толпе, где люди высказываются, не представляясь. То же и здесь. При любом составе участников результаты будут инвариантны.

Поднялся председательствующий. Это меня сразу заинтересовало, я почему-то полагал, что нахожусь в обществе людей, привыкших сидеть. Или, по крайней мере, говорить сидя. Оказалось, что господин — посланник из Егупеца. Он сделал заявление.

Беда, не звучит это по-русски, лучше бы сказать — стэйтмент, так государственнее. Но нет пока такого слова в русском языке, да и в украинском нет. Словом, это был стэйтмент, уж вы поверьте, притом выдержанный в лучших традициях, разве что полярность поменялась.

От предмета стэйтмента меня, словно козу на вервии, повлекли далее, но тут я попятился и разными блеяниями (нельзя мне было на резких тонах после удаления мальчика) осведомился: точно ли господа хотят отделиться? Что за вопрос, последовал ответ, а наименее любезный поинтересовался, не возражаю ли я. Я сказал, что не моего ума это дело в той степени, чтобы возражать, но замечание имею. Поскольку — опять же из вежливости — меня спросили, какого рода замечание, я ответил:

— Дело в том, что, раз начав делиться, вы не скоро остановитесь.

Что началось! Взрыв, неожиданный после той снисходительной иронии.

Обосновывать гнусное предсказание я не стал, а на страстные вопросы коллегии в свою очередь поинтересовался, были ли они в Шотландии. Вопрос не случаен, Роберт Брюс очень популярная в Украине фигура. Сомневаюсь только, что ссылающиеся на него знают его место в хронологии королевства Великобритания…

…Это произошло в последний год, в острейший период, в эпоху безмолвия, когда общение наше ограничивалось лишь усталым с добрым утром и спокойной ночи, а что скрывалось под этим, лучше не спрашивай, Эвент, не заживает. И тут потребовали от меня срочно вылететь в Глазго на предмет осмотра оборудования. Стоимость его в фунтах стерлингов обозначалась семизначными цифрами, важность командировки сомнений не вызывала, да я, впрочем, и не возражал.

В аэропорту Глазго меня встретили два костлявых шотландца, оба с квадратными челюстами, оба моложе меня, оба выше ростом, с международным английским, без акцента, разве что ррр русское, и спросили, что бы я хотел увидеть в остаток дня.

Лондон, выпалил я. Старший, лет сорока, замялся и сказал, что Лондон вряд ли реально, дорога туда и обратно займет много времени, а завтра четверг, и нам для бизнеса нужно как минимум полтора дня. Но столицу Шотландии Эдинбург…

Эдинберрр — так это произносится. Я погиб, влюбился с первого взгляда, с вокзала Уэйверли. Ничего такого не ожидая, вышел в предзакатный свет вокзальной площади, сказал А! и нырнул обратно — покупать фотоаппарат и запас пленки.

Два предмета уместились в моей берлоге, в свободных от книг и пластинок простенках: наивный гобелен, висевший у родителей, он запечатлелся в глазах моей семьи, и сделанный с немыслимой точки, чуть не вверх ногами, вид Эдинбурга.

Мы шатались по нему до полудня следующего дня. Ходили, пока ноги носили (город не на ровном месте!), ездили, сидели в пабах, снова ходили, ездили, пили, даже дремали на каком-то концерте, шел фестиваль, концерты творились всюду, а мы валились с ног от усталости, но говорили, говорили…

Говорили на одном языке — на языке угнетенной нации.

Мы заводили друг друга — я их, они меня. Впервые я узнал о шотландском злосчасти, трогал камни сумасбродного Кэлтон-хилла и коронованного Сент-Джайлза, ковыляя по неудержимо несущейся вниз — или вверх? — Королевской миле, исхаживая оба новых города, немея на их овальных или круглых площадях с фасадами неправдоподобной монументальности. В этом городе все монументально, даже сады, даже скамьи, подаренные семьями ушедших из жизни влюбленных в него, подобных мне, фанатиков, посвящавших ему песни и саги. Монументально магматическое ложе города с маленькой речкой, ширь залива с гребнем острова, нависающий мрачный вулкан. Монументален даже контраст со всем этим сухого и чистого солнца, блеснувшего утром сквозь желтизну каштанов.

И снова я тащил спутников в замок, потом — не близкий конец! — на Килтон-хилл и не мог расстаться с городом, не мог поверить, что это последний мой взгляд на корону Сент-Джайлза, не мог не щелкнуть наудачу еще несколько панорамных кадров.

В полдень, не дождавшись выстрела часовой пушки с замкового бастиона, мы сели в такси у дворца Холируд, под вулканом, и помчались на вокзал, чтобы ехать обратно в Глазго. Дойти до Уэйверли у нас уже не было сил.

Сделка не состоялась. Оборудование мне понравилось, но таких денег оно, конечно, не стоило. Счастье, что вопрос решался не со Скоттом и Малкольмом, а с их начальством, иначе не миновать мне должностного преступления путем одобрения сделки.