Тоска по Лондону

Однажды я подумал: интересно, как это происходит — мышление? Где там, в мозгу, и как именно зацепляется крючки за петельки?

Наверно, влез чересчур глубоко, потому что почувствовал, что не могу выбраться, втягивает — всего! В последний миг я, смертный, не выдержал и отшатнулся от этой воронки, но было поздно, разум камнем шел ко дну. Спасло то, что сидел у стены. Отпрянув от понимания, равного безумию, я долбанулся о стену затылком. Это своевременное сотрясение мозга сохранило мне рассудок. С тех пор оставил это занятие — думать о том, как я думаю. Думаю — хорошо. А не думаю — так еще лучше.

Есть! Бородавка! Он сказал, что желал бы видеть на совещании товарища Паука. Ясно, назвал главного специалиста. И работы у него теперь по горло. Так что, милейший, тебе и впрямь оказана честь. Дело, стало быть, серьезное.

Бррр, что за озноб чертов! Чаю, аспирину и в постель. Но прежде всего к Анне. Прежде чая и аспирина, как ни противно в этом состоянии покидать свое логово. Вот моя траншея, вот мой двор пустой. Не улицей, доберусь закоулками. Даже оперативщики Косого Глаза не знают закоулков моего родного города так, как знаю я. Пусть и в ознобе и недомогании.

Чего, собственно, я тревожусь о ней? Разве при всех делах не остается она для меня лишь сексуальной игрушкой?

Да, верно… Но рискуя ради людей с меньшими заслугами, понимаешь, что сексуальная игрушка — это не так уж мало.

Вот ее дом, типичный монумент титскизму эпохи Загнивания. И вот, стало быть, при каких обстоятельствах наношу я ей первый визит…

А ведь не будь пресловутого личного элемента, куда прохладнее прошел бы мой первый контакт с их Движением. Не встреть я там Мирона-Леопольда. Донял меня мальчик этим своим Спасыби за матир…

ПОСВЯЩЕНИЕ

Повествование подошло к такой точке, что потребовалась оценка персонажа, героем не являющегося. Общеизвестно, что никакая оценка не окончательна, пока жизнь не завершена, не подытожена десятилетиями, а для единичных личностей и веками. А все же без итогов не обойтись, хотя бы промежуточных, поскольку на любую роль происходит отбор кандидатов. И надо представить свидетельства, характеристики и отметки.

Негерой Букет волей обстоятельств стал вдруг приобретать черты супермена. Жизнь его полна вынужденными ситуациями, и, то ли он насобачился в них, то ли, как на фронте бывает, потерял страх, поведение его в этих ситуациях стало прямо-таки чеканить образ.

Умирание в одиночестве.

Эпизод в колонии строгого режима.

Операция с Сокирой.

Образцовая выдержка в ГУГе.

Стойкость в беседе с церберами Косого Глаза.

Ай да мы!

А что — мы?

Как прикажете быть, умирая?

Как вести себя под пристальным взглядом дуболома-начальника колонии в его кабинете один-на-один?

А ты, Эвент, что делать станешь в подобной ситуации с Сокирой? Падешь на колени и с плачем раскаешься? В чем?

А при первом вызове в ГУГ, при первом вопросе Сека выскочишь с готовым набором рецептов для лечения титских болячек?

И уже пройдя эти, с некоторой натяжкой, скажем, испытания, рухнешь в прах при захвате твоей шеи в ключ в бетонном дворе секретной службы?

Процитирую-ка тебе, Эвент, одного из любимых моих писателей. Где-то вначале я агрессивно декларировал право на цитирование, но на деле пользуюсь им куда скупее чем тот, кого собираюсь цитировать. Воспользуюсь же декларацией своей, случай как раз подходящий.

«В житиях высоких духом людей много такого, что я скорее ценю, чем люблю. И среди них бывают до того возвышенные и беспримерные, что я не могу как следует оценить их, ибо они для меня совершенно непостижимы. Многие из этих редкостных образцов превосходят мои возможности и подражать им я был бы просто не в силах. Но иные из них превосходят и возможности моего понимания.»

Конец цитаты.

Я не боюсь критики. Единственный, кого боюсь, это ты, Эвент. Неужто ты отнесешься ко мне, как к человеку возвышенному и беспримерному?

Погляди на меня трезво.

Нет на свете человека, который менее годился бы в герои, хоть я и воспитан под рефрен Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой. Становился. Даже трус. Я трус. И, как подлинный трус, полагал и полагаю, что героями становятся прежде всего и исключительно силой обстоятельств, как оно и спето в песне. Иными словами, какой-нибудь там Цезарь Куников или Мордехай Анелевич, если бы обстоятельства не сложились столь для них драматически, умерли бы в своих постелях, прожив жизнь журналиста или рабочего и даже не узнав о скрытых в них талантах. Или, на переломах истории, подозревая, что они не только не ниже, но на голову выше своих правителей, они не без колебаний ввязались бы в драку, поправляя ошибки правителей, и тогда оказались бы волею обстоятельств втянутыми в борьбу, из которой уже нет иного выхода, как шагать вперед и вперед, что бы там впереди ни было.