Тоска по Лондону

Западным командует Цаган, Брянским Глазастик. Цаган не стал возражать из шкурных соображений: при таком варианте его фронту достается больше резервов. От оценки общей обстановки его отлучили. Но Глазастик не унимался. На северном ли фланге фронта, на южном ли, удар придется по нему, и он настаивал. Тот случай, когда настойчивость ведет к обратным результатам: Будь Глазастик вполовину так настойчив, да что там, в четверть, когда возглавлял армейскую разведку в сорок первом и доносил Сосо о концентрации вермахта на западных границах, могли достойнее встретить гостей. Но тогда он сидел в столичном кабинете, границы защищал кто-то, а теперь фронт его собственный, и это меняло ситуацию. Глазастик слал депешу за депешей, подкреплял данными наземной и воздушной разведки, рвался сам приехать…

Но и немцы не зевали, разыгрывали активность на Московском направлении и тем обманули и Сосо, желавшего обманываться, и понукаемого им Педанта, и даже Архиерея. Будь Галифа поумнее, поддержал бы соседа. Тот его теребил, предупреждал, что удар будет на стыке их фронтов. Но Галифа после Харькова забился в щель и молчок, зализывал раны. При таких обстоятельствах Сосо просто цыкнул на Глазастика и велел заткнуться.

Несколькими днями позже имело место немалое потрясение. В расположении войск Брянского фронта совершил вынужденную посадку связной самолет вермахта с майором-штабистом на борту. Пилот погиб при посадке, майор с портфелем в руках пытался бежать, был убит, а в портфеле оказалась инструкция командиру танкового корпуса о первой фазе операции «Блау», и впрямь бившей в стык Воронежского и Юго-Западного фронтов, а не Воронежского и Западного, как того ждал Сосо. Содержание документов тут же передано было штабу Юго-Западного фронта и Генштабу. Галифа смолчал. Сосо отказывался верить фактам и даже счастливое для него крушение самолета считал провокацией и обманом. Удара на Москву он ждал словно по договоренности с самим фюрером.

Снова и снова Глазастик докладывал о концентрации вермахта у Курска, о нарастающем оживлении в районе сосредоточения, о явной переброске сил из Орла. Вотще. 20 июня он вызван был в Ставку. Здесь, на моих глазах, разъяренный Сосо смел со стола бумаги злосчастного майора и сказал, что не верит ни слову о «Блау». Он шагал по кабинету и разносил нашу разведку за доверчивость и малокомпетентность. Своей монументальностью он стратега и покрупнее Глазастика мог убедить. Он, впрочем, не убеждал, он брал реванш у бедняги, угодливого руководителя разведки в канун войны. Я был призван в свидетели. Дважды в своих проходах мимо остолбеневшего комфронта Сосо глянул Глазастику в лицо, и оба раза едва не отправил в нокаут.

С ворохом брани и приказом совместно с Западным фронтом готовить взятие Орла Глазастик убыл в Воронеж. К трем утра 28 июня набросок плана наступления на Орел был готов.

Тремя часами позже летнее генеральное наступление вермахта на юге, «Блау», началось.

В день катастрофы Сосо было не до меня, да и во второй день меня до него не допустили — уверен, что по его повелению: не желал владыка глядеть мне в глаза. А на третий день, когда выяснились размеры катастрофы, приступ разразился пожаром. Он был плох! Не так, как год назад, но тоже хватало. Опять трясся и подвывал. Привратника я отослал больше из страха за его жизнь, чем по необходимости. Сосо не терпит свидетелей, а Привратник за год такого насмотрелся… Ну, этот станет молчать, он продолжает считать владыку великаном истории.

Мне пришлось повозиться. Молча. Упреки могли вызвать полный развал воли.

Два дня допускал к нему лишь ближайших.

Порочный круг. В кризисной ситуации больной обделывается, а, обделавшись, теряется окончательно. В лечебницах это знают и подобных больных содержат в халатах, что облегчает работу персонала, но еще более моральное состояние больных, которых гаженье в штаны просто добивает…

Вот, вероятно, откуда это русское народное проклятье, по страсти следующее за «Чтоб ты сдох!» — «Чтоб ты усрался!»

Эти дни с полководцами вождь общался посредством телефона, который и забрызгал слюнями вконец. Когда же он надел штаны, то положения на фронтах это не улучшило.

Юго-Западный фронт просто распался.

Галифа разумно не выходил на связь почти две недели, вроде как из окружения выходил. Научились ребята вести себя. Он, правда, на сей раз не отдавал войскам приказ стоять насмерть, не то обрек бы их, как месяц назад под Харьковом. Войска отступали, огрызаясь, готовили рубежи, но нередко не задерживались на них, потому что и южнее и севернее вермахт был уже позади.

На юге зияет дыра.

После неслыханной обороны оставлен Севастополь. Оставлен со злодеянием: в штольнях взорван склад авиабомб. Штольни были последним укрытием раненых и населения. О взрыве их, конечно, не предупредили. Число погибших? Полноте, кого это заботит?