Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV

Балансирование Куттера говорит о внутренне противоречивом восхищении буржуазных либералов. Несмотря на то что «Projektio» имел репутацию левого клуба, другие ведущие его члены тоже испытывали противоречивые чувства. После просмотра показанного в кружке фильма Юлия Райзмана «Каторга» (1927) Нильс-Густав Хал рассуждал в письме: «Каким чудом настолько изолированные (в нашем понимании) люди смогли создать столь свежие, великолепные и вдохновляющие произведения искусства»[481].

Деятельность «Projektio» составила легендарную главу в истории финской кинокультуры. Доля советских фильмов в воспоминаниях, возможно, преувеличена – все-таки в программе клуба они составляли довольно малую часть. Так или иначе, демонстрация советских кинолент, как и участие в деятельности кружка известных левых радикалов, привела к тому, что «Projektio» попал под надзор охранной службы. В EK пришли к выводу, что клуб наряду со своей просветительской деятельностью служил также «и культурно-радикальным целям»[482]. История «Projektio» завершилась через полтора года по причине внезапно поднявшихся таможенных сборов, которые и разрушили экономику клуба. Участникам было ясно, что настоящим виновником надо считать EK, но прямых доказательств этому нет.

Густаф Молин

История «Projektio» оказалась недолгой, и тем не менее это был один из симптомов смягчения политических противоречий. В конце десятилетия во всех сферах общества искали национального единства. Социал-демократическая партия в 1937 г. прошла в правительство, работодатели на рынках труда и управляемое левой партией профсоюзное движение искали компромиссов. Хватка националистического радикализма в финской политике ослабла, а либеральная интеллигенция получила больше прав на свободу слова в культурной жизни. Демократизация общества и поиски национального согласия были связаны с внешней политикой. Угроза приближающейся мировой войны витала в воздухе, и Советский Союз вел себя все более агрессивно по отношению к западным соседям. Места для разногласий времен Гражданской войны не оставалось. В конце 1930-х гг. были созданы условия для того, чтобы Финляндия, расколовшаяся на две части в 1918 г., зимой 1939/40 г. объединилась для защиты своей независимости.

Невзирая на угрозу со стороны СССР, советское кино также почувствовало смягчение общей обстановки. Сказались – наряду с процессами в политике – и изменения в Госкомитете киноцензуры. В 1935 г. И.В. Лехтонен стал профессором кафедры литературоведения Хельсинкского университета и ушел из правления Комитета, где за время его деятельности была запрещена примерно половина отправленных на проверку цензуры советских фильмов. Пришедший на его место специалист по педагогике профессор Й.А. Холло придерживался в отношении к советскому кино более либеральной линии. И в конце 1930-х гг. всего одна кинокартина – «Профессор Мамлок» (1938) Герберта Раппапорта – попала в киноцензуре под запрет.

Своим возвращением советское кино было обязано опять-таки шведоязычному культурному деятелю, который, по правде сказать, действовал полностью за пределами модернистского круга. Густав Молин (1877–1938) родился в Петербурге в финско-шведской семье. Уже до революции он успел сделать в России карьеру как коммерсант. После революции, пройдя определенные жизненные этапы, он попал в Финляндию и начал новую деятельность – в сфере кинематографического бизнеса. В 1920-х гг. Молин построил одну из величественнейших киноимперий в Финляндии[483]. Деловое партнерство официально представлявшего Советский Союз Торгового представительства и белого эмигранта Молина может показаться на первый взгляд неожиданным. Едва ли Молин испытывал симпатию к Советскому Союзу, но он, вероятно, был достаточно опытным бизнесменом и знатоком кинематографии, чтобы разглядеть в советском кино достойный предмет для дальнейшей коммерческой реализации. Помимо этого, Молин, благодаря своему происхождению и знанию русского языка, мог предстать вполне естественным компаньоном для Торгового представительства. После смерти Молина в 1938 г. сотрудничество продолжила его русская жена Лариса Молин.