Treasury's War: The Unleashing of a New Era of Financial Warfare

Тогда мы решили, что наши стратегии и инструменты должны быть направлены как на то, чтобы остановить тех, кто в настоящее время вкладывает деньги в движение Усамы бен Ладена, так и на то, чтобы удержать будущих жертвователей на дело "Аль-Каиды". Сдерживание финансовых сторонников должно было стать движущим принципом усилий Казначейства. Частью этой стратегии была демонстрация того, что любые деньги, потраченные на поддержку "Аль-Каиды", - это слив денег в крысиную нору на проигрышное дело. Никто не хочет поддерживать проигрышную лошадь - особенно если это означает риск для их средств к существованию. Большая часть этой стратегии заключалась в том, чтобы убедить таких финансистов в том, что их финансовое будущее будет под угрозой, если они продолжат финансировать эту деятельность. И эта угроза их коммерческой и финансовой легитимности могла повлиять на принятие ими решений, облегчив им задачу замедления или прекращения электронных переводов и пожертвований в пользу "Аль-Каиды".

Мы нацелились на ключевых финансистов, используя наши финансовые инструменты, и заморозили активы указанных лиц, а также организаций и компаний, которыми они владели или которые контролировали. Мы оградили выявленных лиц забором, чтобы другие - банки, деловые партнеры и инвесторы - изолировали их от законного коммерческого и финансового мира. В результате мы получили бы форму принудительной дивестиции, которую проводили бы сами частные лица, опасаясь, что они будут запятнаны связью со сторонником терроризма и пострадают от последствий для своей репутации и деловых интересов. Мы хотели продемонстрировать, что те, кто готов бросить свой жребий с "Аль-Каидой", должны будут лишиться своего богатства и доступа к законному финансовому будущему. Мы хотели сделать "Аль-Каиду" радиоактивной для финансистов.

Оперативники "Аль-Каиды" существовали не в вакууме. Они опирались на целую систему и структуру поддержки. Финансовые сети и деньги были необходимы для их деятельности и выживания движения в долгосрочной перспективе. Эта структура поддержки состояла из разных типов участников, с разными мотивами и уязвимостью. Для финансистов, которые зачастую не были так идеологически привержены делу, как сами террористы, деньги были фактором, и они дорожили своими банковскими счетами и бизнесом. Они хотели и должны были продолжать вести бизнес через границы. Таким образом, мы можем найти способы изменить решения тех доноров, поставщиков и сторонников, которые будут дорожить своей возможностью продолжать вести бизнес. Если заблокировать их доступ к законным коммерческим и финансовым системам, рассуждали мы, то они могут сократить свою поддержку, отказаться от нее на какое-то время или вообще не оказывать ее. Любой из этих вариантов был бы хорошим исходом.

Эта теория стала важной движущей силой нашей стратегии. Мы хотели воздействовать на разнообразные сети, необходимые "Аль-Каиде" для выживания и успеха - от спонсоров с большими деньгами до сетей контрабандистов и фальшивомонетчиков, готовых помогать "Аль-Каиде" ради прибыли . Этот подход также повлиял бы на то, как мы думали о взаимодействии с клерикальным истеблишментом - мы должны были "делегитимизировать" террористов и показать, что нет морального или теологического оправдания террору или использованию оружия массового уничтожения. Некоторые, например Саманта Равич, старший сотрудник вице-президента Чейни, творчески подходили к вопросу о том, как сдерживать сообщества, которые могли бы поддержать террористов, - например, путем повышения осведомленности о глобальных и местных экономических последствиях ядерной атаки на Соединенные Штаты.

В 2006 году, уже после моего прихода в Белый дом, мы сделали еще один шаг вперед и начали изучать вопрос об идеологах терроризма - тех, кто пытается дать идеологическое и теологическое обоснование терроризму, но при этом часто остается за рамками правовых ограничений в легитимных обществах, где свобода слова часто позволяет пропагандировать убийство. В этой работе я опирался на Тодда Хиннена, блестящего юриста и бывшего прокурора по компьютерным преступлениям, который чутко улавливал баланс между правами на Первую поправку и необходимостью пресекать материальную поддержку терроризма. Я привлек Хиннена, моего близкого друга и бывшего однокурсника по Гарвардской школе права, который выглядел так, будто ему место на обложке журнала GQ, к работе в Совете национальной безопасности, чтобы наши усилия по финансированию борьбы с терроризмом были напрямую связаны с нашими более широкими стратегиями и политикой - как на глобальном уровне, так и на театрах военных действий. Впоследствии Хиннен стал главным юридическим советником сенатора Джо Байдена и исполняющим обязанности помощника генерального прокурора в отделе национальной безопасности Министерства юстиции Обамы.