Тревожная Балтика. Том 2

Лукин демонстративно оставил кубрик. В ожидании интересного продолжения все посмотрели на матроса, а затем на мрачного Миркова. Шайдулин поднял на Шифру спокойные черные глаза-смородины.

Донеслось недовольное бурчание Шикаревского, который глядел на Миркова подозрительным, недоверчивым взглядом:

– На корабле уже две недели, а кружек не знаешь… Я уже на второй день сам весь бачок тащил, – добавил с укором. – Находи время, приходи на бачок и изучай посуду, – Шикаревский радовался от сознания собственного превосходства. – Я буду у тебя экзамен принимать!.. – улыбнулся и гордо посмотрел на всех.

Мирков молчал, готов был умереть на месте от стыдаза свое ничтожество и глупое упрямство.

Корж молча наблюдал за всем с соседнего стола. Не сдержался:

– Шифра… Ты смотри-и… Если так будешь относиться к делу, станешь таким, как Петров. – Глазами указал на убиравшего посуду бледного матроса, который побледнел еще больше. – Он тоже не знает, для чего здесь находится. Или ты хочешь остаться в вечных «карасях»?.. – Корж повысил голос. – Твой призыв тогда тебе сам скажет: мы служили «карасями», тащили бачок, а ты дурачком прикидывался? Потом же молодые придут, им все расскажут про тебя, как ты свой долг «по карасне» выполнял!

И тогда они тебя не зауважают и посылать будут далеко-далеко… Ой-й… – горестно покачал головой, – уж тогда я тебе не завидую… У нас есть один такой непонимающий в дивизионе. Ему уже домой пора, а его все за «карася» считают, он палубу с ними драит!

– Корж, а тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?.. – прервал старшина 1-й статьи Петраускас, который сидел за третьим столом и являлся представителем лояльно настроенной группы команды, на последнем сроке был готов поиграть в демократию. На фоне серой безликости выделялся умом, некоторой совестливостью и порядочностью, но вовсе не являлся антиподом Коржу, хотя и возглавлял комсомольскую организацию корабля и был коммунистом. – Ты много на себя берешь. Не успел «карась» прийти на корабль, а ты его уже запугиваешь.

Это замечание совершенно не тронуло Коржа, он лишь напрягся, не повернув головы.

– А это никого не должно колебать! – строго заявил недовольный, пылая жаждой борьбы в защиту общего дела. – Я только знаю, что если кто пойдет против толпы и ее законов – а они святы и не нами были придуманы – тот жестоко поплатится! – он был готов к конфликту, что всех забавляло.

– Ну, ты не строй из себя борца за справедливость. Здесь не ты один разбираешься в законах, другие не меньше тебя переживают за толпу! – примиряюще заявил Петраускас, почувствовав, что тот готов разразиться грубой бранью, но уступать не собирался.

– А я все равно, – грянул Корж, не желая поступаться мыслью о главенстве, – никому не позволю меня перебивать и указывать мне! – намеренно растягивал каждое слово.

– Ну ты, Корж, много на себя берешь. Ты говоришь так, будто один здесь, – смягчаясь, строго заметил Петраускас, признав поражение.

Торжествуя победу, в которой не сомневался, Корж даже не счел нужным повернуться к противнику, отрубил злобно:

– Я землю грызть буду, но флот – не опозорю! Сам мразью никогда не был и другим не дам! – продемонстрировав мощь духа, поставил точку. Сглаживая противостояние, Петраускас добродушно воскликнул после короткой паузы:

– А вы знаете, что я перед самым походом узнал? Нас, секретарей, собирали на комсомольское собрание дивизиона, и я там случайно услышал, что наш замполит, до того как прибыть на корабль, служил в штабе флота, заведовал чем-то в комсомоле и погорел на каких-то делишках, – добавил он, ухмыляясь. – Вот его к нам и прислали на перевоспитание… – его слова были поддержаны смешками и улыбками парней.

– Да-да. Он… какой-то дурковатый… – охотно отозвался Корж, как будто перед этим не было никакой перепалки.

Все зашевелились, улыбками и веселыми пересудами отреагировали на замечание. Лишь бачковые крутились с тряпками, оттирали грязные пятна на столе.

– А знаете, что он закончил? – продолжал Петраускас. – Какое-то артиллерийское политехническое училище, – потешался над сухопутным образованием.

– Оно и видно, что ни черта в морском деле не понимает, – отозвался один из матросов. – Командир его, как пацана, гоняет по лоциям, чтобы учился. Морской же специальности нет, а офицеру положено иметь вторую специальность. Так он собирается стать штурманом и готовится к дежурству. Командир его учит, учит, а он как баран, ничего не понимает.

Первым встал Корж, продолжая разговор, остальные потянулись за ним на перекур.

Когда стол опустел, Шикаревский и Мирков присели поесть. Быстрыми движениями, как голодные волки, спешно затолкали в рот остатки еды, жуя, поминутно вытирали рукавами пот на лбах. Молчком навели порядок на столе. Мирков старался поспевать за Шикаревским, который работал как машина, но сам двигался лениво, словно вот-вот заснет. Погруженный в мрачные раздумья, тупо возил куском грязной ветоши по столу, затем перешел на ящик, не замечая, что скорость его движений соответствует скорости движений черепахи.