– Надо нам собраться и сказать им. Неужели мы не сможем их заставить? – поддержал Александр, загораясь мыслью подвигнуть всех на поступок. Ждал реакции, но раздался суровый голос Иванова:
– Дураки, да неужели вы думаете, что они будут вам помогать картошку чистить? Может, вы и «годков» попросите? Господи, какие же вы все наивные, – заключил недобро.
В его голосе было столько убежденности и страсти, что все сразу притихли.
– Лучше делом занимайтесь, – сквозь зубы процедил он.
Вновь повисло унылое молчание, будто во время похоронного обряда. Мирков думал о своем.
«Что мне эта картошка, почему я переживаю за это? У меня есть работа, и я, не спрашивая ни у кого разрешения, могу оставить все и уйти к себе. Но тем самым подведу этих пацанов, а это уже совсем негоже, им и так тяжело».
Пока руки работали, Александр чутко прислушивался к корабельным перезвонам, где могли быть и его два звонка. Считал себя практичным и исполнительным человеком и не хотел опозориться перед командиром. Подумав про это, резко приподнялся, намереваясь уйти.
– Мне надо работать, – сказал решительно.
Все дружно подняли головы, уставились удивленно, замахали руками.
– Садись, сади-ись… – засмеялись. – Знаем, знаем, какая у тебя работа… Целый день ничего не делаешь, шхеришься в каюте да спишь, а мы за тебя все время пашем. Вот твоя работа, – говорили разом. – И не строй из себя умника. Здесь все одинаковые, и ты от нас ничем не отличаешься.
Чувство профессионального долга было намного выше долга перед этими людьми, но верх одержала их власть. И он смятенно опустился на ящик, возобновил работу.
– Шифра, что ты так медленно чистишь? – зло придрался грубый Иванов, давно заметив его медлительнось. Упрек оскорбил Александра, но сдержался, заработал быстрее. Не переставал удивляться Иванову. Тот был как все, но тем не менее старался доказать запуганным мальчишкам, что имеет право помыкать ими. Силой и безграничной грубостью он присвоил себе это право, а те признали в нем старшего, безропотно подчинялись, терпя всё.
Самовозвышение Иванова исходило из вполне обоснованного прошлого. Служил на корабле с первого дня призыва, что составляло безмерно тяжелых двенадцать месяцев, когда другие насчитывали лишь какую-то пару. Безупречное поведение, исполнительность и находчивость, необычайная работоспособность удивляли не только однопризывников, но и «годков», чем снискал уважение последних. Не было на корабле более скрытного, хитрого и опасного человека, беспрекословно выполняющего любую работу, старающегося предугадать все прихоти старослужащих. Заветный ключик – раболепие, угодничество и истовое служение – подобрал он к душам правителей корабля и, обласканный сытыми подонками, гордился близостью к власти, а значит, непорочностью. Это давало право главенствовать над «ленивыми», а следовательно, порочными субъектами, коими были его однопризывники.
– Лучше чисть и быстрей, – окликнул Иванов, несколько минут пристально следивший за Александром. – Я вот наблюдаю за тобой… И вижу, ты «шланг» отпетый. Или ты думаешь, что мы должны работать за тебя?! Нам тоже не хочется, а надо, – брюзжал, недовольный.
Мирков лишь посмотрел тяжелым взглядом.
На худеньком, маленьком Королеве мешком висела всета же старая, давно не стиранная роба, виднелась растянутая на груди, серая от пота тельняшка. Большая стриженая голова на тонкой шейке, огромный открытый лоб, крупный детский рот и маленький острый подбородок да лучистые выразительные глаза… Он старательно чистил картошку, думал свою невеселую думу. Вдруг в нем что-то всколыхнулось, лицо озарилось улыбкой. Мальчишка посмотрел на всех счастливыми глазами, но поник при виде мрачных лиц; все трудились сосредоточенно. Но то, что родилось, нестерпимо рвалось наружу. Вновь улыбнулся смело.
– Хорошо, что в Афганистан не попали… – выдохнул легко, счастливо, сказав то, что первым пришло в голову.
Все согласились с этим положительным фактом и ответили, кроме Иванова, долгим «да».
– Почему это «хорошо»? – кривясь, проиронизирвал Шикаревский, привычно орудуя ножом. – Ага, медаль бы заработал, – изобразил игривость на лице. – Там всем дают медали, а если ранят, могут и «Красную Звезду» дать. Ну, а уж если «смертью храбрых», даже и не знаю, какой почет!
Обрадованный началом разговора, Александр не удержался.
– А вот слышали, что где-то год назад… – начал рассказывать произошедший недавно страшный случай со студентом по фамилии Мороз, – студенты убирали картошку и откопали старую противотанковую мину. Он взял ее, хотел унести подальше от товарищей, но мина взорвалась у него в руках… Его посмертно наградили орденом Красной Звезды.
Но его рассказ отчего-то не произвел на окружающих никакого впечатления, лишь посмотрели немо. Александру хотелось диалога, который не получился и на этот раз.