Мирков хотел сделать решительный шаг, но остановило понимание того, что он будет тут же покаран остальной частью команды. Матрос повторил указание, ударив непокорного в грудь. Ничего не видя из-за застилавшего глаза кровавого тумана, Жмайло слепо шагнул к старшине, открыл за его спиной маленькую дверь и толкнул того, не оказывающего сопротивления. Мирков попал в небольшую комнатку, доверху заставленную множеством картонных коробок. Дверь тут же закрылась. Стоял лицом к двери, кружилась и шумела голова, рассудок затуманился. Мучительно размышлял: «Как себя повести? То ли драться – но я не могу поднять руку на ближнего, а тем более члена команды, то ли…» Это «то ли» сверлило в голове. Он выбрал иной путь – путь наивысшего благородства и безграничной смелости.
«Если первое мне под силу, – думал Александр, воспрянув духом, – то вторым я сделаю то, что никто до этого не делал. Но надо же драться! – настаивала его природа. – Что, только кулаком можно добиться победы?» – возражал разум, но когда мыслил дальше, то понимал, что драка невозможна, так как за спиной матроса стоит намного большая сила.
Долго стоял напряженно на одном месте в поисках выхода.
«Что делать? Как быть? – молил о помощи, но ничтоне помогало. – Если бы мы были на земле, я бы сбежал отсюда, оставил этот дикий корабль! Но вокруг открытое море! Что творится со мной и вокруг меня? Не сон ли это?.. Трюм-тюрьма, палач-Жмайло, – без труда нашел параллели. – Разве в цивилизованный век с декларациями о правах человека может существовать подобное?!»
– Да я вас в поелах сгною!! – кричал за дверью Жмайло. – Вызывайте на газговор! Выводите его на ют! Делайте что хотите! Но чтобы он был ногмальный! Не такой ублюдок! – матерился матрос в бессильной злобе.
Дверь распахнулась, и Жмайло осторожно посмотрел на старшину, затем шагнул смело, отстраняя локти, застыл в величавой позе.
– Ну, чтэ… одумался? – рявкнул, как заправский палач. – Пгиседай! Ублюдок… – привычно завершил матерным словом. Улыбнулся, скаля зубы.
Упрямо отказался.
Матрос стал ближе, готовясь к чему-то.
– Бу-у-удешь… – протянул расчетливо, показав зубы, выжал улыбку и, пристально глядя в лицо непокорного, нанес резкий удар по ноге кирзовым ботинком.
Мирков почувствовал колючее жжение.
Матрос выжидал. Близко приблизив мутные глаза, повторил удар. Мирков отважно выдержал и эту боль. «Что со мной происходит, не в застенках ли я? – думал он, снося муки боли и позора, боясь показать слабость. – За что я расплачиваюсь такими муками? Отчего я ничего не предпринимаю? Я же сильнее его! Но за ним стоит вся команда… и этим все предопределено…»
Не отрывая от лица старшины налившихся кровью глаз, матрос поднял руки и сладострастно вонзил в его подключичные ямки длинные сухие пальцы, надавил с такой силой, что Александру показалось, будто тысячи раскаленных иголок прожгли мозг. Жмайло воспринял его бездействие по-своему, решил позабавиться. Как соскучившийся по работе палач, охотно давил на болезненные участки тела. Напрягаясь, мучительно морщился и ждал, ждал от испытуемого крика или вопля о помиловании. Не услышав мольбы о пощаде, сердился и бесновался.
Превозмогая мучительную боль, Мирков считал позором поддаться. Память вырвала кусочек из далекого детства, когда восьмилетним мальчишкой играл в любимую войнушку, бегал между сараев с такими же друзьями. «Тра-тата-та!» – неслись выстрелы от деревьев и углов сараев, из палок и имитируемого оружия посылали в противника град пуль и трескотню выстрелов. Умело уворачиваясь от встречных выстрелов, один из друзей крикнул зазевавшемуся пацану, что тот убит. Но он не желал соглашаться, кричал в ответ, что первый выстрелил и поразил того, кто стоял вон за тем деревом. Но звучали новые «тра-та-та-та!», и в жестокий бой вовлекались все новые и новые силы. Вдоволь настрелявшись и набегавшись по закоулкам, возбужденные пацаны сбились в шумную стаю, крикливую ораву спорщиков. Перебивая друг друга, они с надрывом искали правду, разбирались, кто кого первый увидел, кто первый выстрелил и убил, долго гомонили, но так и не пришли к согласию. Тыча в себя пальцами, ребята доказывали право на первое попадание.
Немного успокоившись, они решили сыграть в игру, именуемую «Партизан». Но она была не для всех, а лишь для смельчаков и отчаянных парней. Любой желающий мог проверить себя в испытании и продемонстрировать другим свое мужество. Это был тест на выдержку и выносливость: самого отважного ставили спиной к двери сарая, как бы предлагая партизанского тела «недобитым фашистам», а «недобитый фашист» вплотную подходил к готовому принять муки мальчишке и резко запускал пальцы в ямки под ключицами, внимательно наблюдая за реакцией жертвы, ждал, когда тот взмолится о прекращении испытания.
Саша терпеливо сносил все муки: режущая боль сводила скулы, болезненно морщился, кусал губы, но стоял до конца…
«Все равно я сильнее его… – терпел боль Мирков, утверждал в себе истину. – Я никогда не покорюсь этому подонку. – Но тут же думал совершенно иное: – Почему я терплю, а не разобью в кровь эту подлую харю?!»