Тревожная Балтика. Том 2

Остальные остались равнодушны к поединку старшины с грозным Жмайло. Не оправдав надежду Александра, те сидели немыми скульптурами. Многократно битые, всеми наученные, уже ни во что не верили.

«Ты что – дурак? – говорили их пустые глаза. – Правды добиваешься? Хм… Так ее здесь не было и не будет. Мы знаем, что говорим, и ты уже здесь не первый такой… мы уже за это биты».

– Ха-ха-ха, – расслабившись, издыхал смехом Жмайло, сознавая свою силу перед этой мошкой. – Да… Ты – «кагась»! – вложил в это слово весь смысл обреченности раба. – По-онял, кто ты?! – пытался вдолбить неразумному предопределенность будущего. – Да ты… – смело наградил матерным словом, – понял, кто ты?! Если я захочу, то от тебя мокрого места не останется!

«Я могу, я должен ответить на его хамство… Но если отвечу тем же, а может быть, жестче, то тем самым опущусь до его уровня, который он мне навязывает. А значит, стану таким же, как и он, диким павианом. И только поэтому я не сделаю того, на что он так напрашивается». Старался избежать назревавшей драки, так как понимал, что ничтожество Жмайло вместе с командой составляли единый организм. Даже не позволял себе и мыслить о том, чтобы врезать негодяю, потому что свой удар расценивал как удар, нанесенный всей команде. Дорожил честью людей и честью корабля.

«Расплатиться или мужественно сдержать себя от позора? – метался в неразрешимых противоречиях. – Мы же все находимся на одном корабле и делаем одно общее дело!»

Жмайло бросил взгляд на дощатый ящик со свеклой, пальцем указал на старшину, повелел строго:

– Беги ящик.

– А почему это я должен его поднимать?.. – отпарировал холодно.

Это взбесило матроса.

– Взял ящик и отжимайся! – вскричал он резко, сцепил зубы, рукой указывая на ящик.

– Не буду ничего поднимать… – ответил Александр смело, понимая свое превосходство.

Жмайло вскочил, наклонился к нему с перекошенным от бешенства лицом, заорал:

– Взял ящик и отжимайся! – ударил кулаком в грудь. – Ты понял, что я тебе сказал?! – наседал неотступно.

Александр не удержался, поднялся, хотел удалиться от маразматика. Желал дать отпор, но сдерживало понимание того, кто стоит за спиной хама, и сдался в отчаянии.

Почетная воинская обязанность, корабль, команда, оскалившийся в тупой злобе матрос, трюм-яма, личное достоинство – все эти понятия не могли уложиться в кружившейся голове.

Александр застыл, сжимая губы. Вспомнил о последнем разговоре с Андронниковым и его авторитетное командирское обещание разобраться со Жмайло. «Наверное, командир так и не поговорил с ним, иначе Жмайло непременно припомнил бы все, ожесточась. А сейчас без опаски ведет себя безобразно. Вот тебе и командир с его ответственным словом…» – подумалось горько.

– Пггиседай! – осатанело твердил побагровевший матрос, указывал рукой вниз.

– Не буду, – отрезал твердо.

– Ты чтэ-э… Не понял?! – заорал Жмайло и, устрашая, ударил в грудь.

– Не буду! – дерзко глядел в глаза обидчику. Матрос растерялся; еще были свежи воспоминания о том, как Крюков врезал ему в челюсть, люто возненавидел сволочного первогодка. Старшина был такой же породы. Забегал глазами, вспомнив о страшном, отскочил, будто от чумного. Испуганно смотрел то на отважного старшину, то на матросов в стороне.

– Всем пгиседать!!! Я сказал, всем пгиседать!!! – заорал остервенело, сатанея, словно бешеная собака. Ребята не поддержали Александра, более того, по первому требованию бесноватого негодяя все пятеро стали приседать, лишь томительно взирали на несгибаемого гордеца. Тот не верил своим глазам, не понимал покорности людей, которыми, как животными, управлял ничтожный трус. «Ты здесь новенький и многого не знаешь, – читал он в усталых глазах, – и от этого ерепенишься. А мы здесь давно и надолго, и нам это не впервой. Мы тоже когда-то пытались искать правду, здесь тюрьма, и всем руководит старший по сроку службы. И поэтому, для собственного блага, так как не раз были биты, мы подчиняемся».

– Вы будете пгиседать до тех пор, – волнуясь, дребезжал окрепшим голосом Жмайло, опасливо держась на расстоянии, – пока он, – рукой указал на одиночку, – не подчинится мне и не станет пгиседать! – поставил условие.

И вновь Мирков оказался перед выбором. Но сейчас он не отступит, будет держаться стойко, искупительная жертва никому не нужна. Победа над отщепенцем сомнения не вызывала, решил стоять до конца. Наблюдал за парнями и за озиравшимся трусливо неиствовавшим матросом, ждал, как когда-то в отряде. Но скоро стало жаль их, незаслуженно терпящих муки, стыдился своего бездействия; обязан был немедленно навести порядок.

– Пгиседай! – надрывался Жмайло.