Читаем Три лишних линии (СИ) полностью

      Николай Савельевич смешал все карты. Из России теперь предстояло эвакуироваться в срочном порядке и без тех накоплений и вложений, которые у него были бы лет через пять-восемь. Если бы всё осуществлялось по плану, Илья к моменту отъезда уже успел бы получить образование в каком-нибудь европейском или американском вузе, ассимилировался бы к среде, и ему самому было бы легче приехать — хотя бы поначалу — к сыну, а не устраиваться за границей с нуля.


      Теперь же всё приходилось делать быстро. Деньги, которые иначе были бы потрачены на счастливое и спокойное существование в гамаке под пальмой, уйдут на то, чтобы скрыться от Николая Савельевича. Лазарев вполне допускал, что тот, обладая достаточным упорством, сумел бы его найти и за рубежом. Разумеется, не сразу — и тот зазор времени, который у него будет, нужно будет использовать правильно: не высовываться, не светить паспортами, в это время оформляя себе и Илье другие.


      По подсчётам Лазарева, когда он уедет из России, продав всё имущество, на его счетах окажется немногим больше миллиона долларов. Примерно половина уйдёт на то, чтобы получить гражданство какого-нибудь милого островного государства, приторговывающего паспортами, вроде Сент-Китс и Невис или Антигуа. Можно, конечно, сэкономить и получить чуть менее удобное гражданство Доминики… В его ситуации не до жиру.



      У Лазарева был первый день отпуска. Он даже проставился перед отделом, хотя обычно делал это после возвращения из отпуска — притаскивал на работу пару бутылок, купленных в дьютике, и какого-нибудь легкого закусона в тему, но сейчас-то он знал, что из отпуска уже не вернётся.


      У Кирилла эта суббота была рабочей. Лазарев не знал, где он работал — это было даже хорошо, потому что если бы знал, то, наверное, поехал бы туда вечером проверить, не встречается ли Кирилл с кем-нибудь ещё.


      Глупо. Следить за ним было бессмысленно. Даже если он убедится, что Кирилл с работы поехал домой, он не может войти вслед за ним в квартиру и узнать, что происходит там.


      Кирилл живёт в одной квартире с двумя парнями примерно его же возраста. Если верить его рассказам, они вроде как пара, но что из того? Избегающий отношений, но любящий трахаться Кирилл — идеальный вариант для тех, кто захотел бы подвеселить надоевший секс вдвоём. Он точно никогда не вклинится между. Он удобен почти как проститутка — им пользуешься, когда есть желание, а всё остальное время он тихонько живёт в твоей же квартире и не отсвечивает.


      Те выходные, что Лазарев проводил с Кириллом, они, можно сказать, не вылезали из постели. Не в том смысле, что беспрерывно трахались. Смотрели фильмы, к примеру. Кирилл притаскивал на флэшке целые сериалы. Лазарев до того момента разве что слышал о таком и осуждал, конечно: это насколько людям должно быть нехрен делать, чтобы смотреть даже не фильмы по полтора-два часа, а сериалы, целые сезоны сериалов. С Кириллом он сам смотрел.


      Разговоры у них не клеились. И тот, и другой могли что-нибудь рассказать о себе, о работе — Лазарев даже рассказал про Ирку, умолчав, что сын потом перебрался к нему, — но минут через пять разговор почему-то начинал мертветь, становясь неуклюжим и вымученным. Сериалы помогали. Они забивали пустой эфир мельканьем кадров, музыкой и болтовнёй, и к тому же давали темы для коротеньких бесед, обычно начинавшихся с «бля, как тупят». Кирилл произносил эту фразу чаще, Лазарев предпочитал промолчать и молчал почти стыдливо: он сам пытался провернуть авантюру, достойную сериала — такую же невероятную и нелепую, которая в реале уже давно должна была бы развалиться, наткнувшись на какую-нибудь мелочь или нестыковку, но почему-то до сих пор держалась. Потом в сериале происходил очередной поворот, Лазарев отвлекался на него и переставал думать о себе и Кирилле, о Кирилле и Илье, о себе и Николае Савельевиче — о бесконечном количестве случайностей, которые могли разрушить его игру.


      Ещё лучше забыться помогал секс. В те ленивые, расслабленные выходные Кирилл был рядом, и он никогда не отказывался. Раза по четыре за день. Не то чтобы они не могли больше — просто насыщались. Лазарев думал о том, с кем Кирилл насыщался в другие дни. Понятно, что большую часть дня он проводил на работе, а вечером? А в нерабочие дни, выпадавшие среди недели?


      Хотя какая разница? Пусть подставляется кому хочет, лишь бы ему не переставал.


      Нет, ему не перестанет, но если есть кто-то ещё… Тогда какой-то чел в сауне сказал, что нахрен такого пасса, его и пять мужиков не удовлетворят. Лазарев вспоминал эти слова чуть ли не каждый день. Он мог бы спросить Кирилла. Тот, скорее всего, ответил бы честно, но не факт, что они после этого увиделись бы во второй раз. Кирилла даже такая ерунда могла спугнуть. С ним можно было не церемониться во многих других вопросах, но вот этот, этот… Чёртова независимость!


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия