Читаем Три лишних линии (СИ) полностью

      Тот, прокашлявшись наконец, обессилено сел на пол. Кирилл уже застёгивал джинсы, но лицо у него было странное: тупо, неестественно спокойное, будто пьяное или обдолбанное. Лазарев подумал, что у него сейчас лицо, наверное, было не лучше: красное, разгорячённое, мокрое.


      Кирилл снял кроссовки и ушёл на балкон курить. Лазарев слышал, как он рывком открыл дверь, а потом с силой же захлопнул. Он тоже чувствовал что-то вроде похмелья, безжалостного и уродливого отходняка после охуенного секса, и чем круче был секс, тем шире расползалась потом между ними враждебная и грязная пустота.


      Лазарев поднялся с пола и пошёл мыть руки. Потом он разобрал пакет из магазина, оставив на столе лишь бутылку пива, подумал, открыл её и пошёл на балкон.


      Кирилл, как всегда, стоял с зажжённой сигаретой в руке и смотрел прямо перед собой. Он будто даже не слышал, что Лазарев встал рядом с ним.


      Он казался мелким, не старше Ильи… Не потому, что выглядел младше своих лет, просто выражение лица было обиженно-наивным, растерянным. И эти округлые детские пальцы, сжимающие сигарету…


      — Извини. Мне надо было сначала спросить… — начал Лазарев.


      Кирилл не удостоил его взглядом, но коротко кивнул:


      — Блядь, да…


      — Ты же знаешь, что я больше ни с кем.


      — А вдруг я с кем? — так же равнодушно отозвался Кирилл.


      Лазарев пожевал нижнюю губу и выдохнул:


      — Ты бы без резинки не дал.


      Кирилл пожал плечами.


      — Думаешь, ты один на свете такой мудак, который полезет… — Кирилл не договорил и поднёс сигарету к губам. Движение было равнодушно-машинальным, он даже затягиваться толком не стал.


      — А кто-то ещё… — неуверенно спросил Лазарев. — Он есть? Ты ещё с кем-то?


      — Тебе-то что?


      — Интересно.


      Кирилл держал сигарету перед собой и задумчиво рассматривал. Выражение лица у него было такое, словно он вот-вот расскажет, надо лишь подождать немного, дать ему время, но Кирилл так и не ответил.


      — А у тебя было раньше так? — он повернул голову к Лазареву.


      — С одним только. С самым первым. Мы с ним долго встречались и, наверное, если бы…


      — Что «если бы»? — тут же уцепился за конец фразы Кирилл.


      — Если бы он не уехал, я бы не женился. Всё было бы не так.


      — Расскажешь?


      — Тебе интересно?


      — Ну… вообще-то да. Это типа романтично. Первая любовь, все дела… — Кирилл протянул Лазареву пачку сигарет. — Надо?


      — Нет. И это не про любовь. Это был сын друзей семьи, в детстве мы не общались, так, привет-привет. Он меня на двенадцать лет старше был, о чём нам говорить-то было? А потом я поступил в универ, а Мишка там уже преподавал, не у меня, физику какую-то вёл, ну, тоже привет-привет, а потом… Это уже ближе к новому году началось, серьёзно так, я до этого никогда не то что сексом с парнем не занимался, я… я даже не дрочил ни с кем в одной комнате, не трогал ни разу. Я чуть первую сессию тогда не завалил, потому что думать ни о чём не мог, сначала трахался с ним, а потом сидел и думал об этом. Не мог поверить, что это со мной происходит. Мишка меня учиться заставлял. Потом прошло, конечно. А следующей осенью его с кафедры кто-то спалил. Вроде, и не спалил даже, а стал препод один подозревать, может, телефонный разговор услышал или ещё как-то просёк, хуй знает. Я не в курсе, Мишка мне не рассказывал. Сказал, что больше нельзя встречаться, потому что если заметят, то сам понимаешь… И родители мои могли узнать. Они оба преподаватели, а эти слухи, знаешь, они ползают-ползают, а потом рано или поздно дойдут… У них на кафедре тётка была одна, она в Германию всё ездила, какие-то исследования совместные, что ли, она нашла Мишке там место; он уехал. Наверное, ни разу не пожалел.


      — Тебя к себе не звал? — усмехнулся Кирилл.


      — Нет, конечно. Зачем я ему там?


      Кирилл потянулся к пепельнице, чтобы положить окурок, и Лазарев заметил, что за выходные у него загорели руки, словно он где-то долго ходил в футболке: ближе к плечу рука осталась белой. А вроде работать должен был… С другой стороны, на жаре за час можно так загореть.


      — Как выходные? — спросил Лазарев.


      — На работе больше, ещё к своим скатался, у сестры днюха была. Ещё на великах с друзьями ездили. На фэтбайках. У нас в сервисе три штуки разом оказалось, в жизни такого не было, решили катнуть, пока не забрали.


      — В смысле, они чьи-то? — не понял Лазарев.


      — Ну да, мы чё, больные, за такие деньги свои покупать, но попробовать прикольно.


      Понятно, откуда загар…


      — А насчёт отпуска что? Ты вроде говорил, что с работы тебя без проблем отпустят.


      — За несколько дней лучше предупредить, за три хотя бы… А так да. А что, я не зря паспорт делал?


      — Пока не знаю. Мне нужно съездить в Питер. Родители уехали в Литву, надолго, а с квартирой кое-какие проблемы вылезли. Я как раз в отпуске, надо заняться.


      — То есть, Турция отменяется? — Кирилл спросил без особого сожаления, но Лазареву показалось, что равнодушие было скорее наигранным, чем настоящим.


      — Не факт, у меня отпуск длинный, может, успеем ещё. А ты в Питере был?


      — Не был.


      — Поехали? Жить есть где, никто не помешает. А самолёты из Питера тоже летают, если что, купим тур оттуда.


      Кирилл наклонил голову, прикидывая, рассчитывая.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия