Три лишних линии (СИ)

      — Мы после этого разосрались конкретно. Ну, как бы, не моё дело… Просто обидно так было. Выбесило. Мы с сеструхой тоже без отца росли. В смысле, без отцов, они у нас разные. Ну, росли и росли. Всё по-честному: нагуляла. А тут типа отец есть, но это такое чмо… Блядь, вспоминать не хочется. Я поэтому и свинтил к Дрюне, сначала на пару дней, а потом совсем остался.

      — Я почему-то думал, что ты из-за этого дела ушёл, ну, из-за ориентации.

      — Да какая там ориентация! Я же ей не размахиваю, никто не знает. Мать, наверное, радовалась, что у меня девок не было, а то я ещё заделаю какой-нибудь и тоже к нам жить приведу, — Кирилл тихо рассмеялся.

      — А у тебя девушек вообще не было? — спросил вдруг Лазарев. — Совсем?

      — Были, но… — Кирилл взъерошил короткие волосы на макушке. — С парнями круче. Хотя, я давно не пробовал, может, поменялось уже…

      Лазарев прикинул, где далеко назад могло отстоять это «давно», учитывая, что Кириллу сейчас было девятнадцать: год, два?

      — А ты вообще когда начал?

      Кириллу не потребовалось уточнений, что именно он начал.

      — Смотря что считать. Если по-настоящему, ну, конкретно в зад долбиться, то в четырнадцать.

      Лазарев, хотя боязнь услышать ответ одёргивала, зажимала рот и просила не спрашивать, всё же не удержался, болезненное, гадкое любопытство пересиливало:

      — А не по-настоящему — это как?

      — Пять лет тебе, что ли? — огрызнулся Кирилл. — Послушать хочешь? Чтобы не уснуть?

      — Нет, я просто спросил… Понимаю, конечно. Извини, — он убрал левую руку с руля, положил на колено и какое-то время держал там, нервно сжимая и разжимая пальцы.

      Лазарев всегда думал о чём-то таком, знал, что оно где-то есть — уродливое прошлое, его не могло не быть, и поэтому было странно, что он так разнервничался теперь, когда Кирилл всего лишь подтвердил то, о чём он догадывался с самого начала.

      Он на секунду повернулся к Кириллу и заметил, что тот тоже на него смотрит. В полутьме сложно было сказать, куда именно. Неужели на предательски дёргающуюся руку? Лазарев вернул её на руль. Краем глаза он увидел, что Кирилл теперь, как и он сам, наблюдает за дорогой.

      — Там тоже: смотря что считать, — вдруг произнёс Кирилл каким-то неестественно ровным, отстранённым голосом. — Понятно, что если мужику дрочишь, то вот твоя рука, вот его хуй… Всё ясно. А есть другое, когда ты вроде и ни при чём. Ничего такого не делаешь. Ну, потискает он тебя, погладит, а ты просто сидишь рядом. Я даже и не понимал, какой им в этом кайф. Я и сейчас не совсем догоняю, хрен ли им за коленки мацать, если можно с почти таким же малолеткой договориться на минет и на что угодно. Так что и не поймёшь, откуда считать.

      — Мне кажется, это тоже считается. Если за коленки, — сказал Лазарев.

      — Тогда с одиннадцати.

Глава 6

      Лазарев нащупал выключатель, который был спрятан под ворохами висящей на крючках одежды. Из трёх тёмно-жёлтых шариков люстры загорелись только два.

      Прихожая была маленькая и тёмная, заставленная шкафами и застланная пыльным цветастым ковром. Воздух в квартире, простоявшей несколько месяцев запертой, тоже был пыльным, тёплым и тёмным.

      Лазарев поставил сумку на пол и указал в узкий коридор, ведущий к кухне:

      — Видишь двери? Ванная и туалет. Мы вот тут будем жить, — он показал в сторону двойных глухих дверей, ведущих из прихожей в комнату.

      Когда-то в этой комнате жили они с сестрой, теперь она пустовала, и отец устроил там что-то вроде кабинета, перевесив туда часть книжных полок из гостиной. Обе кровати так и стояли на старых местах. На одной время от времени спали или Лазарев, или его сестра, когда приезжали погостить, вторая осталась просто потому, что была, — не выкидывать же теперь.

      Кровати были старые и огромные, непонятного размера: больше полутораспальных, но не полноценные двуспальные.

      — Может, вместе ляжем? — предложил Лазарев. — Спать охота, а застилать обе влом.

      — Давай.

      Лазарев вынул из шкафа затхло пахнущее постельное бельё, так и не найдя одеяла. Ничего, вдвоём и под одним пододеяльником не замерзнут.

      Оба устали и — это, наверное, было впервые за всё время их знакомства — уснули без единой мысли о сексе. В комнате, где никто не жил, плотных занавесок не было, и сейчас, в совсем ещё ранние, предутренние часы, было светло, как днём. Лазарев с головой накрылся кончиком пододеяльника. Кирилл тоже долго возился рядом, пока Лазарев не обнял его сзади и не прижал к себе.

      Когда Лазарев встал, Кирилл уже сидел на кухне и доедал йогурт.

      — Давно проснулся? — спросил Лазарев.

      — Минут двадцать.

      Лазарев потёр помятое и жёсткое, будто одеревеневшее лицо.

      — Кофе умеешь в турке варить?

      — Не-а. А обыкновенного нет? — Кирилл отставил стаканчик в сторону и, прежде чем смять и сунуть туда крышечку, облизал её.

      — Нет, родители только натуральный пьют. Ладно, сейчас умоюсь, приготовлю.

      То ли Лазарев разучился варить, то ли сам кофе был не самым лучшим, но пустоватое пережженное пойло не доставило Лазареву никакого удовольствия. Даже Кирилл — не большой ценитель кофе — и тот после нескольких глотков скривился и отставил чашку.

      — Помои какие-то.