Три лишних линии (СИ)

      Билеты в Стамбул Лазарев подбирал не скрываясь от Кирилла. Тот с пожеланиями и советами не лез, но ходил довольным, наверное, уже представлял, как окажется на море. Лазареву от этого стало так противно и тошно на душе, что он за ужином и в продолжение его надрался найденной в кухонном шкафу водкой. Кирилл пить отказался, и все полбутылки достались Лазареву. Он сказал, что расстроился из-за машины и нужно снять стресс. Насчёт стресса он, конечно, не соврал, и его источников было много. Кирилл был одним из самых сильных: он не угрожал похитить Илью или посадить самого Лазарева на пятнадцать лет, но его постоянное присутствие и близость медленно расшатывали и без того измотанные нервы Лазарева. Тот был бы рад относиться к Кириллу так, как раньше. Он даже старался вернуть те брезгливость и пренебрежение, что испытывал в первые дни или — от беспомощности — хотя бы отвращение из-за того, что занимается сексом с копией своего сына, но ничто из этого не возвращалось. Вторым источником стресса была появившаяся два дня назад во дворе машина. Сначала она следовала, совершенно не скрываясь, за Лазаревым по городу, а теперь, когда «Рендж Ровер» был продан, нагло дежурила во дворе прямо под окнами.

      Лазарев тупо таращился в монитор ноутбука: от идеи дальше заниматься подбором билетов он отказался — рейсы, авиакомпании и аэропорты пьяно скакали и путались в голове, и он начал читать истории на анекдот.ру. Кирилл в это время поочерёдно брал с полок то одну, то другую книгу, но быстро возвращал назад. Лазарев только посмеивался: большинство из того, что читали его родители, вряд ли могло прийтись по вкусу Кириллу, но у того большого выбора не было. Телевизор не работал, потому что родители, уезжая на несколько месяцев, не платили за кабельное, а интернет на телефоне отвалился: хотя деньги, по словам Кирилла, были, его упорно выкидывало на страничку с предложением пополнить счёт, а при попытке зайти в личный кабинет опять писало какую-то ерунду про недостаточное количество средств.

      Перебрав не меньше двадцати книг, Кирилл наконец остановился на какой-то и улёгся с ней на диван, изредка бросая на развалившегося в кресле Лазарева косые и злые взгляды.

      Секса у них не было: Кирилл лёг спать гораздо позже Лазарева. Тот проснулся, когда его начали спихивать с середины кровати, и прижал к себе Кирилла, обхватив со спины. Тот был маленьким и прохладным и приятно остужал пьяное и горячее тело Лазарева. По крайней мере, Лазареву это казалось приятным, Кирилл же скинул его руку со своего пояса и ткнул Лазарева локтем. Ещё он что-то тихо и недовольно пробормотал, но Лазарев не вслушивался, он прижался губами к его шее и начал говорить про то, как им хорошо вместе, как он хотел бы, чтобы отпуск не кончался, про то, что скоро они поедут на море, опять про то, как им хорошо…

      Утром Лазарев уже не помнил точно, что он болтал и надеялся, что не сказал ничего лишнего.

      Кирилла в постели уже не было, но Лазарев слышал, как тот тихонько громыхает чем-то на кухне: наливает воду в чайник, щёлкает электророзжигом, опускает чайник на плиту…

      Когда он вышел из ванной, Кирилл уже разогрел вчерашние макароны и отварил к ним сосиски. На подоконнике рядом со столом лежала вчерашняя книга. Лазарев посмотрел на корешок – Борхес. Он сам такого не читал, но в памяти отложилось, что это была какая-то заумная муть.

      — Нравится? — спросил он, указав на книгу.

      — Там рассказы. Первые два интересные были, а сейчас всяко. Один из четырёх, наверное, нормальный. Мне нравится такое.

      — Какое? — Лазарев открыл бутылку с водой и начал жадно пить.

      — Мистика.

      — Ты с телефоном сходи в офис, что ли, выясни, — посоветовал Лазарев.

      — А, ещё ночью заработало. Глюк какой-то был.

      Стоило поговорить про телефон, как из спальни, где Лазарев оставил свой мобильник, донёсся звонок.

      Когда Лазарев ответил, голос, поздоровавшийся с ним, показался знакомым. Он вряд ли когда-либо разговаривал с этим человеком, знакомыми были интонации: угрожающие и насмешливые, сочащиеся притворной вежливостью, как слизью.

      — Доброе утро, Роман Витальевич. Не разбудил?

      — Нет.

      — Я вам звоню по поручению одного человека, вы знаете кого.

      — Догадываюсь.

      — Он интересуется, когда ждать от вас денег.

      — Срок ещё не подошёл. Он сам его назначил.

      — Вы же понимаете, что это крайний срок, после которого могут быть проблемы. Чем раньше вы…

      — Всё будет в срок, — оборвал Лазарев, подходя к окну в зале, откуда было видно двор. Он был уверен, что говоривший сидел в машине.

      Машина, чёрный «патрол», стояла во дворе на том же самом месте, где Лазарев видел её вчера вечером: он выглянул в окно перед тем, как пойти спать.

      — Вы, как я понял, машину продали? — задали Лазареву риторический вопрос.

      — Продал. И что? Скоро квартиру продам. Вы знаете, из-за чего. Так что можете передать, что деньги будут. Мне проблемы не нужны.

      — Очень хорошо, что вы тоже так думаете. И, кстати, сегодня уже третий день будет, как ваш сын из дома не выходит. Не бойтесь, отпускайте, куда хотите. Запирать его бесполезно, вы же понимаете.