Три лишних линии (СИ)

      Дверь в комнату, где они с Кириллом жили, была распахнута, и стоило Лазареву сделать три шага по прихожей, как стало видно, что кровать пуста и застелена. Кирилла дома не было.

      Лазарев кинул дорожную сумку на пол и бросился в комнату. Рюкзак Кирилла стоял в том же углу, где раньше.

      Лазарев выдохнул: это по крайней мере значило, что Кирилл не сбежал.

      Включив свет, Лазарев открыл основное отделение рюкзака и внимательно осмотрел молнию на маленьком кармашке: ворсинка была на том же месте, где он снова оставил её в последний раз, когда забирал паспорт. Значит, карман никто не расстёгивал.

      Лазарев достал телефон и набрал номер Кирилла.

Глава 7

      Лазарев не стал ложиться спать — понимал, что всё равно не уснёт, пока не дождётся Кирилла. И не факт, что и после того уснёт.

      Кирилл, когда Лазарев ему позвонил, ответил не сразу, гудков через восемь, а когда ответил, на фоне были слышны музыка и чьи-то голоса.

      — Ты где? — спросил Лазарев.

      — В баре… ну, в клубе.

      — Домой не собираешься? — Лазарев надеялся, что Кирилл не слышит, как он сейчас шумно и бешено дышит.

      — Что? — переспросил Кирилл. — Громче говори! Ни хера не слышно.

      — Домой когда?

      — Да мы недавно пришли.

      — Ну ладно, — Лазарев сбросил звонок.

      Он порылся в запасах родителей, найдя лишь паршивенький коньяк, который они держали в шкафу только для того, чтобы добавлять в кофе. Коньяк то ли выдохся, то ли всегда был таким деревянным: почти никакого вкуса и резкий запах, зато горло драл так, что Лазарев после первого глотка закашлялся. Он ещё покружил по кухне, заварил себе чаю, а потом пошёл разбирать брошенную в коридоре сумку. Вещей было мало, но несложная работа успокаивала. А может, это коньяк так действовал.

      Через полтора часа после звонка Лазарев услышал, как в двери щёлкнул ключ. Он вышел из спальни в прихожую.

      Кирилл снимал кроссовки. Он поднял на Лазарева покрасневшие глаза и бросил:

      — Привет. Чего не спишь?

      — Жду.

      — А вдруг бы я утром пришёл? — Кирилл уже снял обувь, но вперёд не проходил.

      — Ну, ты же пришёл сейчас.

      — Ты позвонил, я и поехал.

      — Я тебя не просил всё бросать и бежать ко мне, — злость сделала голос Лазарева хриплым и глухим.

      Кирилл пошёл в сторону ванной, и когда он оказался близко от Лазарева, тот почувствовал пропитывающий его одежду и волосы запах сигарет. Лазарев схватил его за плечо, развернул и заставил посмотреть на себя. Кирилл, судя по движениям и дикции, не был сильно пьян, но глаза смотрели равнодушно и слепо, будто у куклы — две неподвижные, мёртвые пластиковые полусферы.

      — Ты чего? — Кирилл вырвал руку. — Мог бы предупредить, что ночью приедешь, если…

      Он не договорил, раздражённо мотнул головой и снова двинулся к ванной.

      Лазарев перегородил узкий коридорчик:

      — Ну извини, что сорвал тебе трах.

      — Отъебись, а?

      Пластиковые глазки-пуговицы твердели и холоднели, и на Лазарева с бледного лица теперь смотрели два блестящих злых камушка.

      — Вернулся к старому, да? Не утерпел?— Лазарев не мог остановиться, хотя понимал, что надо бы. Сознание, как часто бывало с ним на пьяную голову, двоилось: одно было хладнокровным и рассудительным, но оно могло лишь наблюдать со стороны; рычаги управления были у другого — опрометчивого и бесноватого.

      — Блядь, какой ты душный! — Кирилл, театрально скривившись, развернулся и пошёл в сторону спальни.

      Лазарев бросился за ним:

      — Ты со своими пацанами так разговаривай, а со…

      — Не надо меня учить! Кто ты вообще такой?!

      Лазарев встряхнул Кирилла за плечи:

      — Нашёл себе хуёв, блядина? Сколько?

      Кирилл молчал, с тихим присвистом выпуская воздух сквозь сжатые зубы, и смотрел на Лазарева наконец-то ожившими, звериными глазами.

      Потом — потому что Лазарев всё ещё тряс его, словно куклу — он попытался оторвать от себя вцепившиеся в плечи руки.

      — Сколько надо, столько и нашёл! — выкрикнул Кирилл.

      Он вырвался и отпрыгнул в сторону, и разъярённый Лазарев сделал то, от чего до этого с таким трудом удерживался — ударил Кирилла. Он метил в подреберье, но удар пришёлся выше, в грудь.

      Кирилл отлетел к вешалке, рухнув на гроздья пальто и курток.

      Равновесие он потерял лишь на секунду, потом, оттолкнувшись от двери, прыгнул на Лазарева. Его твёрдый и острый кулак ударил в скулу — и Лазарева в первое мгновение испугала даже не боль, а жуткий влажный хруст, раздавшийся где-то внутри, в голове.

      Он не успел даже опомниться — второй кулак ударил в живот.

      Они с Кириллом оба упали на пол, покатились, переворачиваясь и пиная друг друга. Кирилл колошматил Лазарева обеими руками, не разбирая куда, а тот едва успевал отбиваться: тощий, казавшийся маленьким Кирилл накинулся на него с таким диким, яростным остервенением, что Лазареву стало страшно.

      — Я тебя урою, сука! — кричал Кирилл.

      Лазарев тоже что-то кричал — сам не понимал что.

      Потом они разом опомнились.

      Кирилл сидел на Лазареве, а тот держал его за оба запястья. Лазарев разжал пальцы, и руки опустились. Кирилл, тяжело дышащий, раскрасневшийся, недоумённо глядел на Лазарева.

      — Ты чё, совсем охуел? — спросил он, потирая бок, куда пришёлся первый удар Лазарева.