Читаем Три лишних линии (СИ) полностью

      — Я же сказал, — проскрежетал зубами Лазарев, — я верну деньги. Мой сын ни при чём. Не трогайте его!


      — Так я вам, Роман Витальевич, про то же и говорю, — проворковал голос, — пусть гуляет, с ним ничего не случится. А если чему-то надо будет случиться, то это и дома может произойти.



      Все дни до отъезда в Москву «патрол» и изредка сменявший его старый чёрный же «паджеро» стояли во дворе. Лазарев мог только гадать, следили ли за ним во всё остальное время, например, когда он уезжал по делам на метро, или же нет, и всё это представление с машинами было рассчитано лишь на то, чтобы запугать и намекнуть на то, что от Николая Савельевича никуда не деться.


      Лазарев почти не спал в поезде, постоянно ощупывая руками спрятанный под подушку пластиковый конверт, где лежал паспорт Кирилла, и даже когда ему удавалось уснуть, он видел во сне, что просыпается и оказывается в купе один, соседи исчезли и забрали конверт с собой, в вязкую чёрную темноту, которая заполнила во сне коридоры вагона и куда Лазарев не мог ступить — ноги отнимались и наливались свинцом, так что он был беспомощно прикован к полу.


      Паспорт нужно было через Толяна передать Илье. В тот же конверт Лазарев вложил деньги, банковскую карту и короткое письмо — звонить Илье он опасался, боясь, что разговоры могут прослушивать. Ему было страшновато отправлять шестнадцатилетнего пацана одного в незнакомую страну, но он был уверен, что Илья справится. Справится ещё и не с таким.


      В Москве Лазарев планировал пробыть четыре дня: их должно было хватить на то, чтобы завершить все формальности с продажей квартиры и получить деньги. С последним проблем было меньше, чем с вывозом вещей. Кое-какую мебель он оставил новым хозяевам, а всё остальное нужно было разобрать, снять, упаковать и вывезти на склад, где Лазарев уже арендовал на неделю бокс. Разумеется, ничего забирать оттуда через неделю он не собирался — через неделю он собирался быть за границей.


      Вечером четвёртого дня Лазарев сел на обратный поезд.


      Ничто не мешало ему уехать вместе с Ильёй прямо сейчас. Кириллу можно было отправить и-мейл из Стамбула и, не вдаваясь в подробности, запугать и заставить уехать из Питера в Москву. Кириллу надо было всего лишь отделаться от наблюдения людей Николая Савельевича: сунуться в метро в час пик, пойти в какое-нибудь людное место, придумать ещё что-нибудь. После этого ему уже ничто не будет угрожать: имени и фамилии его никто не знает, шанс, что он в Москве попадётся на глаза тому, кто видел его рядом с Лазаревым в качестве Ильи, абсолютно ничтожен. Кирилл продолжит жить обычной жизнью. Неприятности ему могут грозить лишь в том случае, если он обратится в полицию из-за исчезновения паспорта и укажет, что документ мог взять Роман Лазарев. Неизвестно, как далеко протягивались связи Николая Савельевича, но не стоило исключать, что тому сообщат, что так интересующий его Лазарев мог украсть паспорт.


      Да, Лазарев мог сделать всё именно так, но вместо этого ехал назад в Питер. Он пытался врать самому себе: повторял, что всего лишь хочет позаботиться о Кирилле и отправить домой в Москву — вывести из игры и только потом уехать. Это не было совсем уж ложью, но правда была в другом: он хотел к Кириллу, как много лет уже ни к кому не хотел.


      Он должен был не оставлять его в родительской квартире, а взять с собой в Москву — и там распрощаться. Свою маленькую жалкую роль он уже сыграл. Выполнил функцию.


      Но Лазарев, как последний дурак, ехал к нему, чтобы из той недели, что ещё была в распоряжении, пробыть вместе с Кириллом хотя бы три дня. Или хотя бы два. Лазарев перевернулся на полке и уткнулся взмокшим лбом в подушку. Да ему хотя бы раз его увидеть. Кирилла.


      Он не мог представить, как встретится теперь с Ильёй. Как будет смотреть на него ещё долгие годы и понимать, как он похож на другого. Думать, меняются ли их с Кириллом лица, взрослея, одинаково или по-разному. Гадать, что стало с Кириллом дальше.


      Незадолго до отъезда они с Кириллом сидели дома: лил дождь, идти никуда не хотелось, да и дел никаких всё равно не было. Лазарев только что оплатил авиабилет для Ильи и перешёл на другую вкладку в браузере: он решил оформить билеты двумя разными заказами и оплатить с разных карт.


      Он чуть опустил крышку ноутбука, чтобы посмотреть, что делает Кирилл. Тот лежал на диване с какой-то книжкой в потёртой тёмно-зелёной обложке. Лазарев долго смотрел на него. Кирилл читал с недовольным и скучающим видом, время от времени тёр глаза, словно клонило в сон, а страницы перелистывал слишком быстро — явно не вчитывался, а просматривал по диагонали. Потом он закрыл книгу и, похлопав рукой в щели между собой и спинкой дивана, нашёл свой мобильник.


      Кирилл заметил, что на него смотрят. Он повернулся к Лазареву и улыбнулся одним уголком рта:


      — Ты чего?


      — Да так.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия