Читаем Три лишних линии (СИ) полностью

      Тот ощупывал правую ключицу — под ней очень сильно болело. Потом дотронулся до щеки — боль то затихала, то снова приливала, как жгучая волна.


      Кирилл всхлипнул и согнулся, скрючившись так сильно, что лицом едва ли не уткнулся себе в живот.


      — Бля! Так ещё хуже…


      Он стал заваливаться на бок, чтобы сползти с Лазарева на пол.


      — Сильно я тебя? — Лазарев обхватил его, чтобы помочь.


      — Не особо, — Кирилл замер и поморщился. — Всё равно хуёво.


      Он наклонился к лицу Лазарева и принюхался:


      — Ты бухой, что ли?


      — Выпил, пока ждал, — с трудом выговорил Лазарев. Рот у него с одной стороны плохо открывался; и несмотря на боль ощущения были примерно как после заморозки зуба — губы вроде бы слушаются, но «обратной связи» нет.


      — Ты мудак. В курсе, да? А когда пьяный…


      — Слезь уже! — поморщился Лазарев, у которого от верчения на нём Кирилла неприятно тянуло в подреберье.


      Кирилл холодно и зло улыбнулся — скорее, оскалился — и подпрыгнул на Лазареве, заставив того взвыть.


      — Больно?


      — Какого хрена?! — Лазарев хотел скинуть Кирилла с себя, но мышцы живота тянуло слишком болезненно, чтобы шевелиться.


      — Ой-ой-ой, — Кирилл покачался из стороны в сторону.


      Он всё ещё часто дышал, и видневшийся между полуоткрытых губ неровный край зубов казался не трогательным и уязвимым, как раньше, а хищным и опасным. Кирилл замер и опустил глаза — смотрел теперь не в лицо Лазареву, а куда-то в район его груди или живота, резко дёргающихся от каждого вдоха.


      — Ни с кем я не трахался, — торопливо и словно бы против воли произнёс Кирилл.


      Лазарев удивлённо посмотрел на него и, не сумев поймать взгляд, схватил Кирилла обеими руками за бёдра, словно боясь, что тот уйдёт.


      — Разве что чуть-чуть, — Кирилл расслабился, перекинув вес на поддерживающие его руки Лазарева.


      — Это как?


      — Дал мужику одному отсосать. Позавчера.


      Лазарев вдруг понял, что не чувствует больше боли. Обида и удушающий приступ ревности заморозили её, обезболили всё тело. Он стиснул зубы, чтобы не сказать то, о чём потом пожалеет.


      Кирилл, видимо, озадаченный отсутствием реакции, добавил:


      — Не то чтобы было отстойно… Но у тебя лучше получается.


      — Сучонок, — Лазарев дёрнул джинсы Кирилла вниз, но стянуть их с бёдер не удалось: они сидели очень плотно.


      Лазарев расстегнул ремень и пуговицу, потянул замок молнии. Кирилл сидел на нём с закрытыми глазами, будто прислушиваясь.


      Под джинсами и футболкой его тело было влажным, на спине вдоль позвоночника и в ложбинке между ягодиц — мокрым. Лазарев гладил его там и чувствовал, как пальцы мелко подрагивают. Ему хотелось бы думать, что причиной был алкоголь, но он знал, что трясёт его от другого: от желания обладать Кириллом, от невозможности им обладать и от болезненного горького восторга, который вызывала в нём эта невозможность. От ненормальности и взаимности желания. От того, что осталось лишь несколько дней.


      Кирилл дёрнул бёдрами, вжимаясь Лазареву в пах.


      Тот застонал: кровь к члену приливала медленно, ровными, ритмичными толчками, и возбуждение отзывалось ломотой во всём теле. Это было болезненно и приятно. Каждый мускул ныл, но ныл напряжённо и сладко.


      Кирилл встал — Лазареву не нужно было спрашивать зачем. Пока Кирилл стягивал с себя одежду, он расстегнул ширинку на своих джинсах.


      — Так? — спросил он, когда Кирилл опустился на него.


      — Так, — Кирилл, как и Лазарев понимал, что стоит сделать паузу, отвлечься, уйти в душ или за смазкой, всё рассеется, и возбуждение — их с Лазаревым обезболивающее — пропадёт.


      Он пробовал надеться на член, который направлял ему между ног Лазарев, но головка раз за разом соскальзывала, прокатываясь вверх к спине. Наверное, они слишком торопились, или были слишком пьяны — оба. Кирилл, опёршись одной рукой на шершавый и колючий от накопившегося песка ковёр, обхватил другой пальцы Лазарева и начал медленно насаживаться.


      Когда головка вошла внутрь, он замер, сжав зубы и низко опустив голову. Лазарев тоже перестал толкаться, давая Кириллу привыкнуть.


      Тот, опустившись на член одним быстрым движением, всхлипнул и выматерился. Потом он упёрся обеими руками в грудь Лазарева и начал осторожно раскачиваться.



      Смывать пену с головы приходилось согнувшись в три погибели — держатель душа был навешен примерно на уровне подбородка Лазарева. Неужели он был настолько выше отца? Наверное. Он давно его не видел. Они часто встречались, пока Лазарев работал в Питере, а когда он уехал в Москву… Постоянно не хватало времени и находились более важные дела. К тому же родители последние несколько лет подолгу жили в Литве. Лазарев был там только однажды, когда приезжал к сестре на свадьбу. Интересно, увидит ли он их вообще, если сбежит с Ильёй?


      Лазарев выпрямился наконец, подставил под душ спину и плечи, а потом выключил воду. Он недоспал сегодня: уснул уже после трёх, встал в восемь. Сразу пошёл в ванную — смыть вчерашнее.


Кирилл сходил ещё ночью, сразу после дурацкой драки и секса на полу. Вернее, Лазарев его отправил.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия