Три лишних линии (СИ)

      Лазарев почти раздражённо задёрнул штору и произнёс:

      — Не надо.

      Ему казалось, что Кирилл подкатывает к нему в качестве извинения за то, что куда-то уходит с друзьями сегодня, но на самом деле это он был виноват перед Кириллом, и виноват в гораздо худшем…

      Кирилл запустил ему руку в штаны, неуклюже погладил там — это не вызвало никакого желания.

      — Давай не сейчас. Я просто… — Лазарев не знал, что сказать: не говорить же Кириллу, что сегодня собирается забрать у него ключи и отправить в Москву.

      — А так? — Кирилл, не выпуская пояса штанов из рук, словно пытаясь удержаться за них, опустился на колени.

      Штаны поползли по ногам вниз вслед за ним.

      Лазарев сначала вытянул вперёд руку, но она повисла в воздухе, а потом упала. Он не знал, что хотел сделать.

      Кирилл стоял перед ним на коленях и смотрел вверх. Он немного приподнял брови, и от этого на лбу появились две неглубокие морщинки.

      Их взгляды встретились буквально на секунду — в глазах у Кирилла был упрямый и отчаянный блеск, и Лазарев перевёл свои на трусы: они слегка оттопыривались. Это было странно и смешно. Лазарев сам, мозгами, ещё и сообразить не успел, что к чему, а у него уже стояло.

      Кирилл провёл ладонями по его ногам от коленей вверх, а сам выдохнул и опустил глаза. Он быстро облизнул губы и начал стягивать с Лазарева бельё. Он делал это медленно, словно тянул время. Лазарев даже не подозревал, что на то, чтобы спустить трусы до коленей, может уйти целая минута. Он теперь не видел глаз Кирилла, видел только, как тот часто моргает и тёмные ресницы то ложатся на щёки, то быстро взлетают вверх.

      Лазарев сделал шаг назад и привалился к подоконнику, Кирилл пододвинулся ближе и наконец коснулся члена рукой. Не обхватил, а прижал к животу и секунду подержал так, словно прислушиваясь к биению пульса под своей ладонью. Лазареву казалось, что сердце сейчас колотится где-то в животе, в самом низу, там, где была рука Кирилла. Мышцы на животе непроизвольно сокращались, дыхание от этого становилось сбивчивым и неровным. Он приоткрыл рот — дышать было нечем, так стало вдруг душно и жарко.

      Прохладные, немного влажные пальцы сомкнулись на члене и потянули его вниз. Кирилл придвинулся ещё, наклонился и наконец поймал губами головку. Это было похоже на поцелуй: Кирилл не торопился брать в рот по-настоящему. Он почти сразу же разомкнул губы, на секунду отпустил, чтобы во второй раз надеться немного глубже.

      Лазарев положил одну руку Кириллу на затылок, и тот чуть заметно вздрогнул, а губы сжались под головкой чуть плотнее. Кирилла хотелось толкнуть вперёд и вдавить член дальше в его маленький рот. Лазарев еле сдерживался, так безумно, по-животному этого хотелось, но он только сильнее стиснул попавшие меж пальцев волосы. Они были короткими, тут же выпадали, и он ловил их и опять пытался ухватить и удержать.

      Он смотрел прямо перед собой, опускать глаза было почти что страшно.

      Кирилл взял ещё чуть глубже. Его губы скользили по члену мокро и грубовато, возвращались к головке, а потом опять доходили до самых пальцев, которые стискивали и мяли основание члена. Стискивали так, что Лазареву было больно, но он не был способен это осмыслить. Эти твёрдые, нервно сжимающие его пальцы и мягко ласкающий рот — они погружали Лазарева в состояние мучительного транса, колеблющейся смеси удовольствия и страха.

      Он наконец опустил глаза и увидел, как его член входит в раскрасневшийся рот Кирилла, и — наверное, потому, что всё случилось слишком неожиданно — его не покидало ощущение, что это происходит не с ним. Лазарев чувствовал тупое, ноющее возбуждение, но главным было вовсе не то, что делал сейчас Кирилл с его членом, главным было то, что на это можно было смотреть. На напряжённое лицо, слабо порозовевшие щёки и растянутый членом рот, красный, мокрый, округлый.

      Лазареву показалось, что он кончит прямо сейчас — потому что возбуждение сжимало всё внутри, выдавливая воздух и не давая вдохнуть, но пальцами Кирилл стискивал его слишком сильно, давление и боль отвлекали и всё глубже топили в горячей удушающей трясине.

      Лазарев начал двигать бёдрами, скорее инстинктивно, чем намеренно — он просто не мог сдерживаться, и, когда Кирилл чуть отклонился назад, придержал его за голову. Лазарев, в голове которого ещё сохранялись остатки здравого смысла, не собирался загонять член глубоко: он понимал, что Кириллу это может не понравиться. Он толкнулся совсем чуть-чуть, но Кирилл тут же вскинул на него широко раскрытые, не испуганные или протестующие, а как будто удивлённые глаза. В падавшем из окна свете они влажно блестели, и зелёный ободок вокруг карего казался искрящимся и ярким.

      Вдох застрял в груди намертво… Лазарев хотел сказать что-то, но язык не слушался. Лазарев лишь пару раз открыл рот — хорошо, что Кирилл уже опустил глаза и не видел этих беспомощных дёрганий.

      Тело Лазарева раскачивалось в такт размеренным и аккуратным движениям Кирилла. Тот теперь сосал смелее — видимо, ему все же не было противно — иногда задерживаясь на головке и вылизывая её узким горячим языком, подлезая гибким кончиком под самый ободок.