Читаем Три лишних линии (СИ) полностью

      — Нет. А что она заметить-то могла? Что меня дома часто не было? Меня всю жизнь там не было. Они только вещи замечали, я отмазывался чем-нибудь, типа временно взял. Я их в основном у Лёхи держал, у него отцу на всё похуй было, иногда приходилось домой нести, конечно. Странно, что не спалился, если подумать. Дуракам везёт. А я на самом деле… Ну, ваще балда. Прикинь, по самому началу такой был прикол… Это не с нашим дядькой, а с тем, кто в гости приходил. Мы с ним вдвоём были в комнате, и почему-то говорили про спорт, кто чем занимался. Он оказался каким-то тренером, может, врал… Ну и мы дошли до мостика: я сказал, что с пола подняться могу, а из положения стоя — нет, и он такой говорит, надо спину то ли растягивать, то ли укреплять, не помню. Давай, говорит, я тебе покажу, как это делается. Положил меня на кровать, сука. Ноги, говорит, должны на полу стоять, как для мостика, а сам лежишь. Этот уёбок на меня лёг сверху, ну и понятно… Он меня спину прогибать учил, ага… Всё очень быстро вообще-то было, секунд двадцать, чувак, наверное, уже на взводе был. Я даже не понял сначала, что это было. Реально поверил, что упражнение такое, — Кирилл засмеялся и откинулся на спинку дивана. — До меня только на следующий день, наверное, допёрло, что он там себе штаны обкончал. Мне так погано было. Не из-за того, что он тёрся об меня, как-то похуй, к тому же через одежду… Потому что развёл. С Дэном так же было. Его этот его хозяин привёл, потом он один приходил, перезнакомился кое с кем, звал куда-нибудь сходить вместе и время от времени начинал: ты тут за шоколадки работаешь, а я знаю людей, которые хорошо будут платить, могу свести… Попросят тоже больше, но зато всё будет. Ну, он сам очень нехило был прикинут. И старше. Казался охуенно крутым. Мы с ним как-то договорились пересечься, и он сказал, чтобы я приезжал на адрес, он у друга, заодно познакомит, всё такое. Я уже не помню, согласился или нет, но тут как раз Гарик вылез. Сказал, что один раз согласишься, потом не вырвешься, и что Дэн так не меня одного обрабатывает… Он потом одного чувака сманил, не помню, как звали, мы с ним на приставке всё время резались.


      — А с Дэном всё, да? — предположил Лазарев.


      — Да, я его развернул, и он сразу звонить перестал. Я его ещё несколько раз на квартире видел, а потом он делся куда-то.


      — Что-то тебе не очень повезло с первой любовью.


      — Я про любовь вообще-то ничего не говорил, — зло заметил Кирилл. — Он мне нравился.


      — А этот, Гарик?


      — Он ничего такой был. По выходным меня часто таскал куда-нибудь, в аквапарк, по кафешкам. У нас с ним… — Кирилл тряхнул головой. — Не, не хочу рассказывать.


      — Как хочешь. Я в принципе понял, что там у вас было, — Лазарев не знал, хочет он слушать дальше или нет. Ему было любопытно и противно; эта история вызывала отвращение и втягивала в себя, как в липкую жижу.


      — Ну да, было. Но в итоге я из-за него со всем этим делом завязал.


      — Он дал тебе очередной мудрый совет? — усмехнулся Лазарев.


      — Нет, он меня трахнул. Я не хотел. Если бы кто-то другой полез, я бы… Короче, я Гарику, из-за того, что мы с ним общались вот так, не мог просто взять и по яйцам заехать или по роже. Я не сопротивлялся особо, но и не хотел. Хрен знает, как так получилось, но он меня вроде как заставил. Я не мог отказать. Мне и больно-то не было, просто… ну, плохо. А после этого — всё.


      — А они тебя не пытались… ну, вернуть?


      — Пробовали. Но они ж ничего не могут… Я думал, начнут угрожать, что в школе расскажут и родителям, но не стали. Им же потом сильнее прилетит.


      — Жуть какая-то, — подытожил Лазарев.


      — Не знаю… Нормально. Я же сам туда приходил. Меня не заставляли.


      — Они манипулировали. На дурака не нужен нож, или как там в песенке.


      Кирилл недовольно надул губы, фыркнул, а потом сказал:


      — От меня ведь не убыло. И что такого?


      Лазарев поднялся с кресла и пошёл назад на кухню. Возле двери он остановился и посмотрел на сидящего всё в той же позе Кирилла. Теперь он видел его лицо в профиль, и оно словно утратило всю живость и глубину, стало плоским бледным силуэтом. Покатый лоб, нос, губы, острый подбородок — всё было таким условно-правильным, что напоминало рисунок.


      — Знаешь… — Лазарев сомневался, стоит ли это говорить, но промолчать просто не получалось: — Ты что, думаешь, что травма — это такие пылающие буквы перед глазами: ТРАВМА? Или обязательно флэшбэки, как в кино?


      — Как что в кино? — повернулся к нему Кирилл.


      — Ну, это такое… Когда герой что-нибудь вспоминает, а потом весь корчится. Погугли.



      После обеда Кирилл ушёл в парикмахерскую. Лазарев сходил в магазин за продуктами, закинул их домой и отправился просто бродить по близлежащим улицам. Все эти дни Лазарев ходил только в одну сторону — от подъезда через двор к метро, теперь же пошёл вглубь квартала. Он с полчаса походил по дворам, где бегал всё детство, удивился тому, насколько тихими и неизменившимися некоторые оставались даже сейчас, а потом пошёл обратно к дому.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия