Читаем Три лишних линии (СИ) полностью

      Утром, когда он выглядывал в окно, чёрный «патрол» был на месте, теперь же пропал. Наверное, его сменила какая-то новая машина. А может, он уехал за Кириллом… Во время короткой прогулки Лазарев пытался понять, не следит ли кто за ним. Ему показалось, что какой-то парень достаточно долго шёл за ним, но, возможно, тот просто шёл по своим делам — и когда Лазарев повернул обратно к своему двору, парень исчез.


      Лазарев собирался заказать через сайт билет на автобус до Хельсинки. Он решил, пока гулял: придёт домой и закажет билет на послезавтра. А лучше вообще на завтра. Он и так протянул слишком долго. Он вообще не должен был сюда приезжать. Что он за дурак, что приехал?


      Что толку в сотый раз повторять себе, что надо, а что не надо? Оторвать себя от Кирилла, от этой удобной квартиры, от этой удобной ситуации — вот что надо. Надо бежать и спасаться. Лазарев каждый день, даже каждый час думал об этом, собирался, но не мог себя заставить. Он хотел поговорить с Кириллом насчет возвращения в Москву — и что? Они подрались, потрахались и поговорили о каких-то левых людях.


      И это всё бессмысленно. Он оттягивает расставание на день, на два, но этих дней остаётся всё меньше, и рано или поздно наступит тот, когда надо будет уехать. По-настоящему надо.


      Дома Лазарев открыл пару сайтов, где можно было посмотреть расписание и купить билеты, но в итоге ничего не заказал — решил позвонить родителям. Это тоже была необходимая вещь, но Лазарев прекрасно понимал, что расставляет приоритеты неверно, потому что опять тянет время, надеясь… Да ни на что не надеясь.


      Неотвязное чувство к Кириллу покрывало его как липкая нефтяная плёнка, лишало воли, связывало, пропитывало. Но самое главное — не давало уйти.


      Лазарев звонил через скайп, и на том конце трубку долго не брали. Наконец, ответила мать: оказалось, они все спали после обеда. Лазарев поспрашивал про погоду и про море, про то, чем они там занимаются и сколько ещё собираются прожить на даче, но потом пришлось всё же сказать то, для чего звонил:


      — Мам, вы не возвращайтесь пока домой.


      — Да мы до конца августа и не собирались…


      — Нет, оставайтесь, сколько виза позволяет. Потом ведь можно там продлить? Или нет? Я с Юлей поговорю.


      — А что такое, Ром? Что-то случилось? — мать сразу занервничала.


      — У меня неприятности. Серьёзные. Не буду рассказывать, может, потом. Просто не возвращайтесь.


      — Рома, ты что такое говоришь? Ты…


      — Я по телефону всё равно рассказывать не стану. Я потом… В общем, оставайтесь там.


      — Нет, как это так? Он ничего не объяснит, а мы, значит…


      — Пожалуйста. Я не могу. Я просто не хочу, чтобы из-за моих неприятностей к вам кто-то приходил и… — Лазарев снова попросил: — Поживите там пока, ладно? Это очень серьёзно. Очень. Обещаешь?


      — Ну, ты знаешь, как отец, он ведь упрётся.


      — Я ещё позвоню. Потом, может быть, долго не буду звонить, на всякий случай… Вы не пугайтесь и не переживайте, я потом дам знать. Со мной всё будет хорошо, — про Илью Лазарев решил даже не упоминать, чтобы не расстраивать мать ещё больше. — Мне только надо будет какое-то время переждать.


      Потом разговор пошёл по кругу, и Лазарев не знал, как его оборвать, переключить на что-то другое, потому что мать задавала всё те же вопросы, а он всё так же не мог ответить, что случилось и почему им пока опасно возвращаться в Россию. А потом вдруг это всплыло само собой. Тот самый вопрос.


      — Мам, я тут у вас пока жил, книгу одну нашёл…


      Мать удивлённо и терпеливо молчала, пока Лазарев пересказывал рассказ, который утром пересказал ему Кирилл.


      — Я читала, помню, — потом ответила она.


      — Что значит, что в лабиринте, который из одной прямой, заблудились философы?


      — Тебе это зачем вдруг?


      — Просто интересно. Что там такого?


      — Это апория про Ахиллеса и черепаху. Всем понятно, что он её должен догнать, но если делить путь на всё уменьшающиеся отрезки, то в теории получается, что никак не догонит.


      Когда разговор был закончен, Лазарев пошёл на кухню и снова открыл книгу. Он не знал названия рассказа, поэтому искать пришлось долго. На это раз он прочитал не только финал, но всю историю с самого начала, а последние строки — несколько раз.


      «Когда я буду убивать вас в следующий раз, — ответил Шарлах, — я вам обещаю такой лабиринт, который состоит из одной-единственной прямой линии, лабиринт невидимый и непрерывный».


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия