Трилогия

Ба, никак ты, Алида, сказал Ослейк

и Алида подняла голову

Не помнишь меня, сказал он

и Алида попыталась вспомнить, кто же это

такой

Ослейк, сказал он

Ослейк я, из Вика, сказал он

Из Вика на Дюльгье, сказала она

Ну да, сказал он

а после просто стоял и глядел на нее, не говоря ни слова

Н-да, встречались мы не так часто, я ведь намного старше, но помню тебя с той поры, когда ты была совсем девочкой, говорит он

Я был взрослый, а ты девочка, говорит он

Не помнишь ты меня, говорит он

Ну как же, как же, помню, говорит Алида

и она, понятно, помнит Ослейка, помнит, правда, лишь как одного из взрослых мужчин, которые собирались вместе и вели разговоры, помнит, что жил он в Вике, с матерью своей, но это и все, думает она, ведь он был старше ее, лет на двадцать пять или вроде того, а может, и больше, для нее он был одним из взрослых, думает она

Но почему ты сидишь здесь, говорит Ослейк

Где-нибудь человеку надо сидеть, говорит Алида

Тебе негде жить, говорит он

Да, говорит она

На улице живешь, говорит он

Приходится, раз нет у меня дома, говорит Алида

С ребенком-то, говорит он

Нам приходится, говорит она

А исхудала-то как, есть тебе тоже нечего, говорит он

Да, говорит она

Нынче я не ела, говорит она

Ну, вставай, идем, идем со мной, говорит он

и Ослейк подхватывает ее под мышку, помогает стать на ноги, и Алида стоит с малышом Сигвалдом на руках, а у ног ее лежат два узла, которые она таскает с собой, и Ослейк спрашивает, ее ли это вещи, и она отвечает, да, и он поднимает узлы, а потом говорит, идем, и они идут по Брюггену в Бьёргвине, Ослейк из Вика и Алида с малышом Сигвалдом на руках, идут рядом по Брюггену в Бьёргвине и оба молчат, потом Ослейк заходит в проулок, Алида идет следом и видит, как широко шагают его короткие ноги, видит, как полы его черной куртки топорщатся на боках, видит черный картуз, сдвинутый на затылок, и руки с двумя ее узлами, но вот Ослейк останавливается, глядит на нее и кивает головой, указывая в проулок, и сворачивает в этот проулок, а Алида идет следом, прижимает к груди малыша Сигвалда, который спит крепким да сладким сном, и Ослейк отворяет дверь, придерживает ее, и Алида входит, не поднимая глаз, но потом все же осматривается, видит длинное помещение с множеством столов и чует запах копченого мяса и шкварок, пахнет до того хорошо, что ноги у нее едва не подкашиваются, но она прижимает малыша Сигвалда к груди, призывает себя к порядку, берет в кулак и стоит как вкопанная, но здесь до того хорошо пахнет едой, никогда она не чуяла этакого запаха, думает Алида, и зачем только Ослейк притащил ее сюда, будто у нее есть деньги на еду, ни гроша у нее нету, думает Алида и видит, что кругом сидит народ и закусывает, а копченым мясом, и шкварками, и горохом пахнет ох как хорошо, никогда в жизни не чуяла она такого приятного запаха, да и голода такого Алида, пожалуй, никогда не испытывала, помнится, никогда в жизни так не хотела есть, но ведь у нее нет ни гроша на еду, ни единого гроша, и слезы набегают на глаза, и она плачет, стоя там со своими черными волосами и малышом Сигвалдом на руках

Почему ты плачешь, говорит Ослейк

а она не отвечает

Незачем тебе плакать, говорит он

Иди-ка сюда, давай сядем, говорит Ослейк

и показывает рукой на лавку у ближайшего стола, и Алида идет туда, садится и чувствует, что здесь еще и тепло, тепло и уютно, а вдобавок этот на диво приятный запах копченого мяса, и шкварок, и гороха, ах, ведь тут пахнет и вареным горохом, и будь у нее хоть немного денег, она бы накупила еды и ела бы да ела, думает Алида и видит, как Ослейк отходит к прилавку, видит его спину, черную длинную куртку, черный картуз, сдвинутый на затылок, и вспоминает, какой он был на Дюльгье, в самом деле вспоминает, но только и помнит, что видела его, ведь он куда старше ее, взрослый мужчина, и помнится ей, как он стоял в компании нескольких мужиков, руки в карманы, вот что ей помнится, он стоит и разговаривает с другими мужиками, все они в одинаковых картузах, все стоят руки в карманы, все одинаковые, думает Алида и видит, как Ослейк поворачивается и идет к ней, а в руках у него две тарелки, полные копченого мяса, и шкварок, и гороха, и картофеля, и брюквы, и картофельных клецок, ведь на тарелках и картофельные клецки, нет, ну надо же, думает Алида, кто бы мог поверить, что она дождется такого вот дня, и видит, что и рот, и большие голубые глаза Ослейка улыбаются, он весь – сплошная улыбка, и тарелки блестят жиром и исходят паром, и все лицо Ослейка сияет, когда он ставит одну тарелку перед Алидой, кладет рядом на стол нож и вилку и говорит, что теперь оба они с удовольствием пообедают, сам он, во всяком случае, проголодался, а она-то и вовсе вконец оголодала, говорит Ослейк и ставит на стол вторую тарелку, ставит перед собой и кладет рядом нож и вилку, а Алида устраивает малыша Сигвалда у себя на коленях

Ну, надеюсь, и мясо, и шкварки придутся тебе по вкусу, говорит Ослейк

Да, наверняка, говорит он

И картофельные клецки, говорит он

Давненько я их не едал, говорит он

Лучшая еда на свете здесь, в Харчевне, говорит он