– Я как раз собирался об этом сказать, если бы ты позволил мне договорить до конца. Дело в том, что в самой Триокале рабов мало, а сельские рабы люто ненавидят своих господ. Многие из них давно убежали к Сальвию.
– Лето на исходе, – в раздумье сказал Афинион, – а у нас нет еще укрепленного места, где мы могли бы обосноваться и по-настоящему готовиться к войне с римлянами. Если завтра на военном совете мне удастся убедить командиров подчиниться Сальвию и заодно снять осаду Лилибея, я поведу войско к Триокале.
Утром следующего дня Афинион собрал на стратегии всех старших командиров. Собрание было бурным. Многие высказывались против того, чтобы Афинион безоговорочно уступил власть Сальвию, настаивая на равноправном союзе с ним.
Особенно негодовал Дамаскид, который был категорически против исключительного верховенства Сальвия и, обращаясь к Афиниону, кричал:
– Вспомни о своем предсказании! Ты говорил всем нам, что боги возвестили тебе царствование над Сицилией! И что же теперь? Ты отказываешься от своих слов? Или неправильно истолковал полученное предсказание?
– Да не введет никого из вас в заблуждение мое предсказание, – невозмутимо ответил Афинион. – Даже если ныне я откажусь от диадемы ради общего нашего дела, это еще не значит, что мое предсказание не исполнится в будущем.
Такой ответ заставил многих призадуматься.
Ликорт высказался за объединение, но под властью двух царей, как было когда-то в Спарте. Его мнение разделял ахеец Скопад.
Киликиец, выслушав мнения всех присутствующих, сказал:
– В войне, которую мы начали, только один человек должен обладать верховной властью. Мы еще очень слабы, у нас нет оружия, нет обученного войска, и мы не выстоим в войне с римлянами, если не объединимся под властью одного. Итак, я за подчинение царю Сальвию Трифону, потому что за ним убедительное преимущество: во-первых, у него более многочисленная по сравнению с нашей армия, а во-вторых – две внушительные победы над римлянами. Свою диадему я отдам на хранение в храм особо почитаемой в этих местах богини Танит. Пусть она будет свидетельницей перед всеми остальными богами, что Афинион не домогался единоличной власти во вред общему делу.
Сказав это, Афинион распустил военный совет и в тот же день приказал созвать сходку воинов. В три часа пополудни на берегу моря перед стратегием собрались по меньшей мере девять тысяч повстанцев, и Афинион обратился к ним с речью: