Триокала. Исторический роман

Проагор писал: «Мы ужаснулись тому, что столь огромное количество рабов получит свободу. Нет никаких сомнений, что они после этого станут требовать для себя прав свободных граждан нашего города. Свободная чернь у нас всегда была малочисленна и никогда не имела никакого значения. Ныне положение может измениться к худшему, если ты не вмешаешься в это дело и не положишь конец притязаниям рабов».

Нерва долго не раздумывал. Мздоимец сразу почуял добычу и немедленно выехал в Моргантину в сопровождении отряда из четырехсот отборных всадников – половины всей своей конницы. Прибыв в город, он вызвал к себе проагора и прямо назвал ему сумму, за которую он согласен отменить декрет об освобождении рабов.

– Сто пятьдесят тысяч драхм! – с плохо скрытым ужасом пролепетал бедный проагор.

– Ну да, сто пятьдесят тысяч драхм, – невозмутимо повторил Нерва. – Столько же монет в денариях или шестьсот тысяч в сестерциях. Другими словами, почти двадцать три аттических таланта… Чему ты так удивляешься? – спросил он. – Это же пустячная сумма. Не думаю, что для свободных граждан города она будет столь уж обременительна… Сколько их, к примеру? – снова спросил он. – Я спрашиваю, сколько свободных граждан насчитывает славный город Моргантина?

– Около трех тысяч, – с унылым видом отвечал проагор.

– Вот видишь! – обрадовался Нерва. – Это же всего пятьдесят денариев на гражданина. Я-то думал, что вас гораздо меньше… А между тем, – продолжал он, – каждый моргантинец владеет в среднем пятью или шестью рабами. Полно, мой друг! Пусть каждый из них подсчитает убытки, если придется освобождать рабов согласно твоему декрету! Клянусь Юпитером, я сам удивляюсь своей скромности!

Проагор не осмелился на это что-либо возразить, и уже на следующий день граждане Моргантины безропотно собрали нужную сумму. Получив взятку, Нерва издал эдикт, содержание которого было кратким и несколько странным в своей основной формулировке: «Обещание, данное рабам, незаконно, так как оно было вынужденным».

В Моргантине Нерва не задержался больше двух дней. Вечером третьего дня он возвратился в Энну.

Диодор писал, что претор, отменив обещание свободы, данное рабам Моргантины их господами, «добился лишь того, что большинство городских рабов дезертировало к мятежникам».

Моргантинские рабы убегали в лагерь восставших скорее от возмущения и обиды, чем из каких-либо других побуждений. Вообще же процент городских рабов, примкнувших к восстанию, был невелик. Эти прислужники в домах своих господ, в глубине души сочувствовавшие своим собратьям по рабству, взявшимся за оружие, все же считали свое положение более или менее терпимым и в большинстве своем предпочитали оставаться даже в осажденных городах, где им приходилось испытывать нужду и голод…

Во второй половине октября войско Сальвия Трифона, пополненное беглецами из восточных областей и перебежчиками из Моргантины, после двадцатитрехдневного пребывания под Паликой в полном составе двинулось на запад.

Близилась зима, и царь восставших решил, наконец, обосноваться в Триокале, которой овладел его первый стратег.

В это время Афинион находился под Мотией, обложив ее с суши и с моря. Он решил во что бы то ни стало взять этот город, превратив его в морскую базу восставших. Захваченные Дамаскидом двадцать семь мавретанских кораблей весьма активно дейсвовали на море, перехватывая грузовые суда с продовольствием, которое посылали осажденным Лилибей и другие приморские города. Матросы и гребцы на кораблях были вполне подготовлены. Дамаскид выполнил обещание, данное мавретанским кормчим, матросам и гребцам: отпустил их всех на свободу после того, как они обучили нужное количество его людей своему делу. Падение Мотии ожидалось в ближайшие дни. Власти города не успели позаботиться о том, чтобы запастись на случай осады съестными припасами. Они никак не ожидали, что в распоряжении беглых рабов окажется такое большое количество кораблей и город окажется отрезанным от всего остального мира.

С получением известия о том, что Сальвий приближается с войском к Триокале, Афинион оставил Дамаскида и Скопада под Мотией, а сам поспешил навстречу латинянину во главе тысячи воинов и двухсот всадников.

По пути к нему присоединился отряд Ликорта, который со своими всадниками возвращался из областей Мерганы и Скиртеи, где эпиреец освободил из эргастулов около тысячи рабов и теперь вел их с собой. Эти несчастные шли босиком или в деревянных сандалиях. Тела они прикрывали лоскутными одеялами.

Нагнавший Афиниона гонец от Тевтата сообщил, что Сегеста полностью отрезана от снабжения, а из сегестинских коммун уже отправлены в Триокалу первые обозы с зерном и мукой. Гонец также передал, что попытка Тевтата завязать переговоры с властями Сегесты не увенчалась успехом. Город, припасы которого подходили к концу, жил надеждой на скорую помощь со стороны римского претора, собирающего войско в Энне.