Из портовых городов на юго-западном италийском побережье уже шли к устью Родана корабли, выполняя распоряжения Мария по доставке различных грузов. Еще раньше, чтобы как можно скорее доставлять в лагерь продовольствие, оружие и все необходимое, Марий распорядился прорыть канал, огибавший затянутое илом устье реки. Над сооружением этого канала солдаты и лагерные рабочие трудились почти до конца лета. Теперь грузы могли доставляться к лагерю по каналу, соединявшему море с рекой. Груженые лодки и барки тянули к месту выгрузки специально предназначенные для этого рабы-тягачи.
Между тем наступил сентябрь, и вскоре пришло известие о приближении варваров.
Марий разослал конные разъезды по всему левобережью до самого Авениона, чтобы узнать, когда и в каком месте германцы начнут переправу. Его беспокоило, что тевтоны, переправившись через Родан, сразу двинутся в Италию, не обращая внимания на укрепленный римский лагерь. В этом случае ему пришлось бы вывести войско из лагеря и двинуться следом за врагом, имеющим, как он предполагал, четырехкратное и даже пятикратное численное превосходство. Марий же рассчитывал задержать тевтонов у своего лагеря ровно настолько, чтобы заставить их самих испытать нужду во время осады. Выступая перед легатами и трибунами, арпинец указывал, что полумиллионная масса варваров вместе с их женами и детьми недолго продержится в быстро опустошенной ими местности и, кроме того, тевтоны понесут тяжелые потери при попытках взять лагерь приступом.
В один из этих дней конный отряд апулийцев во главе со своим префектом задержал подозрительного незнакомца в окрестностях Арелата. Судя по одежде и свободно растущим белокурым волосам, он был либо галлом, либо германцем, но на перевязи у него висел иберийский меч – оружие, издавно принятое на вооружение в римской армии. На вопрос префекта, кто он, незнакомец отвечал по-латыни с явным варварским акцентом:
– Я вольноотпущенник сенатора Марка Тукция Сентина… шел в лагерь консула Мария по поручению своей госпожи и благодетельницы, при помощи которой я выкупился на свободу. Она дала мне письмо для военного трибуна Марка Аттия Лабиена…
– Постой-ка! – прервал его префект. – Откуда и каким ветром тебя сюда занесло? Судя по твоему говору, ты ведь галл? Или германец?
– Родом я из Герговии, главного города арвернов, но вот уже двадцать лет живу в Италии. Я шел от Массилии в лагерь консула Гая Мария, который, как мне сказали, находится на берегу Родана.
Префект нахмурился.
– Но как объяснишь, что, направляясь в лагерь Мария от Массилии, ты очутился ближе к Арелату, чем к лагерю? – спросил он.
– Я никогда прежде не бывал в этих местах. Просто заблудился.
Этот ответ не снял подозрений префекта, которого смущала ветхая и грязная одежда галла.
– Ты должен был прибыть в Массилию на корабле, – продолжал допрос префект. – Но почему у тебя такой вид, словно ты много дней кряду продирался сквозь заросли? Как ты это объяснишь?
– До Массилии я ехал верхом от самого Рима, но конь мой захромал, и я оставил его в заезжем дворе близ Никеи. Оттуда шел пешком. Четыре ночи провел у костра. Вот и поистрепалась одежда.
Но и эти объяснения не удовлетворили префекта. По его приказу всадники обезоружили незнакомца, сняв с него перевязь с мечом, и тщательно обыскали. В поясе задержанного было найдено несколько десятков денариев, а в кармане кожаной куртки – небольшой кинжал в изящных ножнах.
– А где же письмо трибуну, о котором ты говорил? – спросил префект.
– Оно вложено в полую рукоять кинжала, – ответил галл.
– А-а, вещица-то с секретом… Дельная вещица! – проговорил префект, убедившись, что рукоять кинжала отвинчивается и в нее вложен тонкий свиток папируса.
По его лицу было видно, что он не прочь присвоить понравившийся ему дорогой кинжал. Однако префект, немного подумав, отказался от своего намерения и передал кинжал декуриону, приказав ему доставить задержанного в лагерь и сдать его вместе с изъятыми у него вещами дежурному военному трибуну.
– Пусть там разберутся с ним… Кто знает, может быть, это тевтонский лазутчик, – заявил префект.
Десять всадников во главе с декурионом пригнали галла в лагерь.
Декурион, как ему и было приказано, передал задержанного военному трибуну, дежурному по лагерю, вместе с изъятыми у него мечом и кинжалом, но без опояска с деньгами, который префект апулийцев, видимо, по рассеянности оставил у себя.
В тот день дежурным по лагерю был Квинт Серторий, военный трибун третьего легиона, который принял задержанного в своей палатке и сразу начал допрос.
Незнакомец, отвечая на вопросы трибуна, слово в слово повторил то, что сказал задержавшему его префекту.
– Сенатора Тукция Сентина я что-то не припомню, а вот Марк Лабиен самый близкий мой друг, – сказал Серторий и тотчас послал за ним вестового в четвертый легион.
– Ну, а эта отпущенница, которая послала тебя к Лабиену? Кто она? Его любовница? – не без любопытства спросил Серторий галла.