– Этого я не знаю, да и знать не хочу, – хмуро отвечал тот. – Мне только известно, что она познакомилась с Лабиеном два года назад еще в Риме, когда он был, кажется, только центурионом гастатов.
– Как зовут твою благодетельницу?
– Ювентина.
– Ювентина? О, я ее помню! – оживился Серторий. – Два года назад она была рабыней печально известного Тита Минуция… Прелестная девушка! А где она теперь?
– Она живет в загородной усадьбе в области Катаны на восточном берегу Сицилии, – немного помедлив, сказал галл.
– Так ты прибыл из Сицилии?.. Как там идут дела? Слышно, будто по всему острову во всю хозяйничают беглые рабы.
– Хвала богам, на восточном побережье пока все спокойно…
– А почему твоя благодетельница не послала письмо Лабиену с письмоносцем? – продолжал допрос Серторий.
– Госпожа просила меня остаться у него в качестве слуги. Я уроженец Галлии и мог бы быть полезен ему… например, в качестве переводчика. Кроме того, я неплохо владею оружием…
– Ну конечно. Ты ведь арвернец, а арверны народ воинственный. Квинту Фабию Аллоброгику пришлось потратить весь свой консульский год, прежде чем царь Битуит и его сын Конгенат безоговорочно капитулировали…
В это время дверная завеса распахнулась, и в палатку вошел Марк Аттий Лабиен.
– Вестовой позвал меня к тебе по какому-то важному делу, – обменявшись с Серторием рукопожатием, сказал Лабиен. – Что-нибудь случилось?
– Этот человек говорит, что прибыл к тебе с письмом от вольноотпущенницы Ювентины, твоей знакомой, – кивнув на галла, ответил Серторий.
– От Ювентины? – с удивлением переспросил Лабиен, бросив внимательный взгляд на незнакомца.
– По его словам, письмо вложено в рукоять этого кинжала, – сказал Серторий и, взяв со стола кинжал, лежавший рядом с иберийским мечом, изъятым у галла, протянул его Лабиену.
Лабиен отвинтил рукоять, вынул из нее свернутый в трубочку листок папируса и, развернув его, стал читать.
– Вот уж беспокойное существо эта девушка, – прочитав послание Ювентины, с улыбкой произнес он. – Она проявляет ко мне поистине материнскую заботу. Пишет, что посылает ко мне верного человека, на которого я могу во всем положиться…
Серторий весело рассмеялся.
– Право, тебе можно позавидовать… Кажется, совсем недавно ты уже получил письмо от одной девушки из Рима.
– Как твое имя? – обратился Лабиен к галлу.
– Думнориг.
– Довольно распространенное имя среди галлов, – заметил Серторий.
Лабиен немного помолчал, потом сказал:
– Ну что ж!.. Твоя благодетельница пишет, что ты не боишься никакой работы. Отведу-ка я тебя в обоз к своим отпущенникам. Там ты будешь нелишним…
* * *
– Не забудь, что сегодня моя очередь угощать тебя ужином, – напомнил Лабиен, прощаясь с Серторием. – Заходи ко мне сразу после того, как сдашь дежурство.
– Приду обязательно, – пообещал Серторий.
В сопровождении галла Лабиен отправился к месту расположения своего легиона. Он планировал остаток дня до ужина обойти всех старших центурионов, чтобы предупредить их о предстоящих на следующий день полевых учениях.
Некоторое время трибун и арвернец шли молча.
– Итак, тебя зовут Думнориг, и Ювентина прислала тебя ко мне на службу? – первым нарушил молчание Лабиен. – Ты, я вижу, человек храбрый, если отважился явиться сюда. Здесь очень скоро будет небезопасно.
– Ювентине я обязан свободой и всегда готов выполнить любое ее поручение, – глухим голосом ответил Думнориг.
– Ну, я-то обязан ей самой жизнью, – в задумчивости сказал Лабиен и тут же спросил: – Она писала мне, что хорошо устроилась на вилле ее покровителя, но так ли это? Не нуждается ли она в чем-нибудь? И кто он, этот покровитель?
– Это старый и добрый человек, – уверенным тоном солгал Думнориг. – Он любит ее, как собственную дочь.
– Странно. Я полагал, что у нее не было других покровителей, кроме Минуция… Ты ведь слышал о Минуции, который взбунтовал рабов под Капуей?
И Лабиен бросил на галла внимательный взгляд.
– Да, господин. Ювентина мне рассказывала…
– Значит, сам ты не участвовал в восстании? – полюбопытствовал Лабиен.
– Нет, – коротко и твердо ответил Думнориг.
– Ты можешь говорить со мной откровенно. Хотя я не сочувствую рабам, хватающимся за оружие, но не мое дело судить их за это. Даже если ты был с Минуцием под Капуей, это останется между нами…
– Я не участвовал в мятеже, – сказал Думнориг, почитая за благо не быть с римлянином слишком откровенным. Но он тут же пожалел об этом, вспомнив о Геродоре, который, по словам Ювентины, мог находиться в римском лагере. Это была его непростительная оплошность. Как он мог забыть об этом? С Геродором он был в приятельских отношениях, но тот, сам того не желая, мог выдать его…
– В сущности, мне это безразлично, – продолжал Лабиен. – Меня интересует другое… И тут ты должен ответить мне правдиво. Я спрашиваю не из простого любопытства. Есть ли у нее кто-нибудь? Я спрашиваю, есть ли у нее мужчина?
– По-моему, нет, – снова солгал Думнориг. – Во всяком случае, я ничего такого не замечал… Она ведет замкнутый образ жизни.
Беседуя, они дошли до расположения четвертого легиона, в командование которым Лабиен вступил несколько дней назад122
.