Слева, под пёстрыми латинянскими стягами — сплошная линия щитоносцев. Лес пик. Арбалетчики с заряженными самострелами. Закованные в латы рыцари, готовые в любой момент сорваться в атаку.
— … же-ла-ет!..
Справа ветер треплет бунчуки из конских хвостов на копейных древках и длинных шестах. Лучники Огадая достают стрелы с узкими бронебойными наконечниками. Выстраивается для боя панцирная конница степняков.
— … го-во-рить!
Татарские ряды разомкнулись первыми. К переправе выдвинулась группа нукеров. Под девятихвостным ханским бунчуком ехал невысокий всадник в крепкой броне. С позолоченого шлема свисал пышный хвост чёрно-бурой лисицы. Забральная личина-тумага была поднята, и Тимофей рассмотрел под ней скуластое лицо наездника. Раскосые глаза смотрели недоверчиво. На тонких губах застыла кривая улыбка. Чуть подрагивали реденькие усики.
Хан был напряжён и насторожен. Со всех сторон Огадая прикрывали тяжеловооружённые нукеры, лучники за его спиной натягивали тугие татарские номо. Конечно же, великий хан должным образом позаботился о своей безопасности.
Среди степняков, сопровождавших Огадая, Тимофей заметил знакомое лицо. Бельгутай! Бывший ханский посол встретился с ним взглядом. Татарский нойон смотрел холодно, бесстрастно и недружелюбно.
— Огадай готов к переговорам, — удовлетворённо кивнул Угрим. — Дело пошло, и вряд ли теперь Феодорлих пожелает остаться в стороне.
— Князь Угрим Ищерский желает говорить!
Теперь Тимофей кричал только по-немецки. Угрим ждал, обратив взор в сторону латинянского воинства. Огадай приблизился и взмахом руки остановил своих воинов. Хан ждал тоже.
Ага, зашевелился, наконец, и латинянский строй. Раздались в стороны ряды щитоносцев и копейщиков. Раздвинулись рыцари. На переправу вступала императорская свита. От ярких гербовых одежд зарябило в глазах.
— Ну вот и его величество пожаловал, — усмехнулся Угрим. — Пусть подъедет поближе.
Феодорлих не выехал. Его, скорее, вывезли. Императора с двух сторон поддерживали в седле оруженосцы. Понятное дело: после достопамятных событий на берегу Дуная Феодорлих был ещё слишком немощен, чтобы обойтись без посторонней помощи. Даже лёгкая броня, надетая на него, казалось, вот-вот сомнёт могущественного властителя.
Под открытым бацинетом[11] виднелось осунувшееся лицо. Бледные впалые щёки, свежие шрамы, чёрная повязка через левый глаз… Ослабевший император имел мало общего с тем грозным монархом, которого Тимофей знал прежде. Впрочем, властный блеск уцелевшего глаза свидетельствовал о том, что Феодорлих не сломлен окончательно.
— А ведь ему уже лучше, — заметил Угрим. — Видимо, Михель всё это время заботился не столько о том, чтобы Феодорлих не погиб от ран, сколько о том, чтобы он не поднялся с постели. Теперь же, когда Михель мёртв и чары рассеялись, его величество быстро пойдёт на поправку.
Стрелки императора держали наизготовку взведённые арбалеты. В руках рыцарей поблёскивала обнажённая сталь. Конные телохранители с большими щитами плотно обступили своего господина. В чём в чём, а в легкомыслии Феодорлиха, упрекнуть было нельзя. Как и Огадая, впрочем.
Татары и латиняне настороженно наблюдали друг на другом, но с ещё большей опаской они поглядывали на Угрима. И на Чёрные Кости у его ног.
Первым заговорил Феодорлих.
— Вы без свиты, князь? Только с толмачом? — голос императора был тихим и насмешливым. Это был голос больного человека. Больного, но выздоравливающего. — Не очень-то разумно с вашей стороны появляться здесь без охраны.
Тимофей перевёл слова императора. Затем — невозмутимый ответ князя:
— В данный момент я не нуждаюсь в охране, ваше величество.
— В самом деле? — единственный глаз Феодорлиха сверлил Угрима. — А может быть, у вас просто не осталось воинов?
— У меня есть Чёрная Кость, — всё так же спокойно отвечал князь. Тимофей переводил. — И не одна, прошу заметить.
Угрим кивнул себе под ноги.
— Этого достаточно, чтобы остановить на этой переправе любого из вас. Остановить или умертвить.
— Тумфи! — с татарской стороны выехал Бельгутай. — Великий хан желает знать, о чём твой коназ говорит с Хейдорхом.
— Князь объясняет, что может дать отпор и вам, и латинянам, и что для этого ему не требуется большая дружина, — ответил Тимофей на языке степняков.
— Правда? — теперь уже сам Огадай, подъехав ближе, вступил в разговор. Голос хана прозвучал глухо и надменно. — А если стрелы полетят в твоего коназа с обеих сторон? Если мои нукеры и его, — хан кивнул на императора, — воины атакуют вас вместе?
Тимофей перевёл слова Огадая. Спросил не удержавшись:
— Княже, такое возможно? Чтобы они — вместе?
Угрим ответил. Сначала ему:
— Едва ли они на это решатся. Друг другу хан и император доверяют сейчас не больше чем мне. К тому же они не знают, на что способен чародей, у которого имеется не одна Кость, а больше. Я бы на их месте поостерёгся нападать. Или сделал бы это сразу, не вступая в переговоры.
Затем князь заговорил, обращаясь к хану.
— Возможно, у меня и не хватит сил, чтобы противостоять двум вашим армиям сразу, — переводил Тимофей слова князя. — Но уничтожить вас двоих я всегда успею.