Под чудовищным напором слетела с петель расколотая воротная створка. Крепость выплеснула из тёмного прохода арки своих защитников. Пространство между стенами и латинянской пехотой заполонили белые фигуры, опоясанные красным. Вооружённые саблями и короткими копьями, облачённые в лёгкие доспехи, а то и вовсе не прикрытые бронёй, ассасины с ходу бросались в рукопашную.
Стрелки — и лучники Огадая, и арбалетчики Феодорлиха — вдруг оказались не у дел. Разить врага через головы впередиидущих можно только если противник находится на стенах или на изрядном удалении. Сейчас же вести эффективную навесную стрельбу было никак невозможно. А расступиться, чтобы позволить стрелкам возможность сделать залп в упор, копейщики и алебардщики тоже не могли. Попросту не успевали.
Вылазка была стремительной и отчаянной. Первый натиск латиняне выдержали лишь потому, что сумели сохранить строй. Но из разбитых ворот выбегали всё новые и новые бесермены. Беснующаяся, вопящая толпа яростно наседала. Толпа билась о живую стену, словно волна о скалу, но не откатывалась обратно и не отступала ни на шаг.
Безумцы в белом, как показалось Тимофею, искали не столько боя, сколько смерти. Неустрашимые и иступленные, они лезли прямо на заточенную сталь. Одни бросались на пики и, сгребая руками смертоносные наконечники, падали, пронзённые. А, падая сами — пригибали к земле и вражеское оружие. Другие подставляли головы под алебарды и боевые цепы, стараясь своим весом свалить противников с ног и взломать плотный строй. Третьи карабкались по трупам, чтобы нанести смертельный удар.
Длинные пики вязли в месиве тел, тяжёлые топоры, палицы и кистени на длинных древках не успевали подниматься и опускаться. Зато лёгкие копья и изогнутые ассасинские сабли били быстро, часто, точно.
Линия имперцев прогнулась, сломалась в двух, нет — уже в трёх… в четырёх местах. Белые фигурки бросались в бреши, просачивались сквозь первые ряды и сражались уже в глубине латинянского строя. Строй мешался, ломался… Пикинёры и алебардщики хватались за короткие мечи и кинжалы, резались с врагом насмерть, бились голыми руками.
Под стенами цитадели росли завалы из мертвецов и раненых, кровь текла рекой, а крепость всё извергала и извергала новых безумцев.
— Неужели бесерменский колдун гонит за стены всю свою рать?! — пробормотал Тимофей.
— Похоже на то, — хмуро отозвался Угрим. — Очень похоже…
Феодорлих и Огадай уже бросили в бой свои лучшие отряды. Отборные рыцари и нукеры (и те и другие, конечно же, спешенные: коннице по ущелью не проехать) раздвинули стрелков, прошли сквозь смешанные ряды авангарда, вклинились в толпу ассасинских воинов, рассекли её на части, разделили, развалили, оттеснили.
Латиняне и степняки с новой силой навалились на противника, двинулись дальше, прорубая путь к воротам, вдавливая защитников обратно в крепость. Но и сейчас каждый шаг к цитадели давался великим трудом и большой кровью.
Трупы у подножия стен ложились всё плотнее. А белые бесермены сражались с прежней яростью. Хотя какие там белые! Теперь не только пояса ассасинов, но и их одежды были окрашены в красное. Цвета невинности больше не нёс на себе никто. Всюду сплошь был только цвет крови. Яркой, свежей, блестящей.
Наконец, наступил момент, когда Тимофей понял: крепость больше не выплёскивает вовне новых воинов. Силы обороняющихся таяли. Силы, но не исступление.
Последняя, самая отчаянная сеча вскипела в воротах. Здесь в тесном проходе вынуждены были остановиться даже лучшие воины Феодорлиха и Огадая. Мертвецами оказалась завалена добрая половина арки. Ещё немного — и вся она будет забита трупами под самые своды. И какой тогда, спрашивается, прок во взломанных воротах? Хотя с другой стороны… Какой прок в крепости, защитники которой заложили ворота собственными телами и уже не могут удерживать стен?
— Чего добивается этот горный старик? — никак не мог взять в толк Тимофей. — Если все его воины полягут сейчас у ворот, кто будет оборонять цитадель дальше?
— Никто не будет, — задумчиво пробормотал князь. — Старик не надеется отбить этот штурм. Он посылает своих ратников на смерть для того лишь, чтобы задержать нас.
— Зачем?!
Угрим не ответил. Князь-волхв прикрыл веки, сосредоточенно прислушиваясь к чему-то, слышимому лишь ему одному. И это, явно, были не звуки боя.
Угрим вдруг изменился в лице.
— Что случилось, княже? — встревожился Тимофей.
— Магическая защита! — князь широко распахнул глаза. — Она слабеет! С крепости снимают колдовской щит…
— Что?! — не поверил Тимофей.
— Бесерменскому магу для чего-то понадобилась сила Кости. Вся сила. Для чего-то иного.
— Но ведь… Уйти Тёмной Тропой он не сможет. Ты говорил…
— Сам нет. Но с помощью Арины — кто знает. Если она захочет помочь.
Угрим тряхнул головой.
— Ступай за мной, Тимофей. Понесёшь Кости. В драку не ввязывайся и не вздумай отстать.
Дожидаться его ответа князь не стал.
— С дороги! — Угрим ринулся вперёд. — Все с дороги!
Тимофей, подхватил суму с магическими кристаллами и устремился за ним.
— Князь! — вскричал где-то за спиной Феодорлих.