Тропа колдунов

Тимофей и сам едва подавил желание отступить. Но он всё же заставил себя остаться на месте. И не пожалел об этом: сзади начиналась жестокая давка.

Князь, оставив тщетные призывы, выписывал кристаллами сложные колдовские знаки. Губы Угрима шевелились, но звуков заклинания, разумеется, слышно не было. И хуже того: не было видно результатов княжеской волшбы.

А Тропа сжималась. Всё происходило в неестественной пугающей тишине. Пол поднимался, чёрные стены и своды наваливались с боков и сверху. Кто-то, кажется, Бельгутай, попытался рубить надвигающуюся тьму. Бесполезно. Острая сабля отскакивала от упругой черноты, как хворостина от коровьего бока.

Тимофей подхватил чьё-то брошенное копьё, поставил его поперёк. И тоже ничего не добился. Остриё вошло в одну стенку Тропы. Тупой конец древка упёрся в другую. Чёрные стены сдвинулись. Крепкое толстое ратовище выгнулось, будто татарский лук-номо.

Переломилось…

Места уже почти не оставалось. А давление всё нарастало. Латиняне и татары перемешались окончательно. Император Феодорлих и хан Огадай опирались друг на друга, как друзья-побратимы после хмельного застолья. На Тимофея навалился Бельгутай.

Князь колдовал…

Справится ли? Совладает ли на этот раз, на чужой Тропе? Ох, сомнение берёт!

* * *

Тимофей снова глянул назад. Там было совсем скверно.

Пытавшихся отступить, но лишь столпившихся плотными группками ратников безжалостно давило в сужавшемся проходе. Упавшие воины не способны были встать, стоявшие не имели возможности пошевелиться.

Истончённая до толщины волоска огненная нить Тропы светила бешено, сильно — так, что резало глаз. В разноцветных ярких и пульсирующих всполохах видно было, как трескаются щиты и искорёженные латы сминают податливую плоть. Беззвучный чудовищный пресс не щадил никого. Люди гибли в страшных муках и в полной тишине. Выдавленные потроха вываливались из сочленений доспехов, кровь текла рекой, не успевая впитываться в колышущуюся черноту. В крови тонули те, кто ещё был жив, но уже не мог подняться на ноги. Тимофей и сам уже стоял по колено в кровавой жиже.

Тропа сжималась. Кровь поднималась до пояса.

Ещё немного и в крови мёртвых захлебнуться последние оставшиеся в живых.

Угрим раскинув руки с кристаллами, попытался последней волшбой раздвинуть сжимающиеся стены Тропы. Не вышло! На этот раз — нет.

Срастающиеся своды и стены выплюнули целую сеть гибких чёрных отростков. Полужидкая вязкая чернильная масса растеклась по гранёной поверхности, замазала самоцветы, покрыла оба толстой пузырящейся коркой. Перекинулась на ладони Угрима, на предплечья, на локти…

Кристаллы влипли в Тропу, словно муха, угодившая в мёд. Угрим, не желавший отпускать магические артефакты, увязал вместе с ними.

Князь-волхв стоял распятый между колышущихся стен. А стены Тропы продолжали сжиматься… Проход становился всё уже, кровь, хлещущая сзади, из чудовищной давильни, где уже не оставалось живых, поднялась выше пояса. Люди, прижатые друг к другу, как стрелы в набитом перед битвой колчане, не могли ни двинуться, ни вдохнуть полной грудью.

«Конец!» — понял Тимофей. Чёрные отростки Тропы обвили, обволокли руки князя, почти дотянулись до груди, до горба, до головы Угрима. И…

И распались, осыпались прахом!

Пролитая кровь вскипела, брызнула в стороны, смывая с рук князя и с колдовских кристаллов остатки чёрной жижи.

Широкие грани самоцветов полыхнули радужным сиянием.

Что это? Какое-то особенно сильное заклятье на крови?! Тимофею вспомнилась смерть Михеля. Латинянский маг, правда, творил волшбу на своей крови. Но, наверное, и чужая тоже чего-нибудь, да стоит. Даже обычная, человеческая, не пропитанная чарами кровушка…

Стенки, своды и пол Тропы отодвинулись от омытых кровью кристаллов, выгнулись пузырём. Вокруг Угрима образовалось свободное пространство, затянутое чёрной плёнкой и наполовину заполненное бурлящей красной жидкостью. Внутри пузыря заметались в безумном вихре яркие, в красных оттенках, искры.

И сразу отпустило. Отвалило. Сдавленные плечи расправились. Стало легче дышать.

Впереди и позади Тропа по-прежнему смыкалась, сминая сталь и плоть и вбирая их в себя. Но нарыв чёрного пузыря уже выскользнул из чудовищных объятий.

Ещё через несколько мгновений от губительной Тропы не осталось ни одной путеуказующей искорки. Трупов, кстати, не осталось тоже. Лишь густая багровая дымка, в которую обратилась пролитая кровь, постепенно растворялась в сплошной черноте. Плотный, как скала, мрак окружал Угрима и нескольких счастливчиков, оказавшихся в нужный момент возле князя-волхва.

С магических самоцветов и с рук князя капала кровь. Кровь стекала с оружия, одежд и брони. Обезумевшим роем носились по кругу колдовские искры, вырванные с исчезнувшей Тропы.

«Не отставать!» — в голове Тимофея снова раздался голос Угрима. Голос, по всей видимости, обращённый ко всем сразу.

Князь шагнул во тьму.

Тьма раздвинулась. Чёрная плёнка защитного колпака, чуть колыхнувшись, двинулась вместе с князем.