Трудовые будни: От выживания к вовлеченности

Оценивать российскую трудовую этику только со стороны национального характера было бы неверно, более продуктивен культурно-исторический взгляд. Русская трудовая этика формировалась достаточно долго. И она прошла через многие этапы, очень похожие на те, что проходили и в европейской трансформации.

Само понятие «трудовая этика» начал активно использовать Макс Вебер, когда рассматривал влияние протестантизма на развитие европейского капитализма. Вебер объясняет, как мировоззрение протестантов влияет на их подход к труду.

Квакерская этика также требует, чтобы профессиональная деятельность человека являла собой последовательное аскетическое воспитание добродетели, испытание его избранности; избранность воплощается в добросовестности, которая, в свою очередь, находит свое отражение в тщательном и методичном выполнении своих профессиональных обязанностей. Не труд как таковой, а лишь рациональная деятельность в рамках своей профессии угодна Богу[81].

Протестанты жили в рамках очень строгих правил и норм, продиктованных их верой. А это положительно влияло на их совместную деятельность: они могли в значительно большей степени доверять членам своей общины. Это облегчало создание бизнесов, совместных предприятий. То же мы видим у российских старообрядцев и сектантов: это замкнутые общины – и поповцы, и беспоповцы, и поморское согласие, и хлысты. Они очень закрыты. И это же позволило им концентрировать значительный капитал с помощью взаимной социальной и финансовой поддержки.

Я часто гуляю по одному из моих любимых московских районов – Хапиловке. Сегодня это не самая презентабельная часть города, но исторически очень насыщенная – район станции метро «Электрозаводской», недалеко от Преображенской площади и станции «Семеновской». Здесь на Яузе Петр I делал первые шаги в строительстве флота – строил свой первый корабль. В XVIII–XIX вв. здесь же интенсивно росла промышленная среда – на небольшой речке Хапиловке (как и на множестве таких же рек по всей России) местные промышленники устраивали запруды и ставили водобойные машины, основной источник энергии тех времен. И у них была одна общая важная черта: в подавляющем большинстве это были русские «протестанты» – старообрядцы, староверы, сектанты. Их общины постоянно находились в ценностной оппозиции к правящим слоям, они жили по своим правилам, защищали другие принципы и отгораживались от государства. Поэтому российские общины староверов XVIII–XIX вв. с точки зрения культуры и трудовой этики – во многом аналог европейской протестантской среды XVI–XVII вв.

Конечно, в культурах и западного, и русского протестантизма множество больших и малых общин, ответвлений, сект. Они постоянно спорят между собой. Но когда возникает угроза от государства, они на время забывают распри и объединяются, не идут с правительством против другой общины. Своим они всегда доверяют гораздо больше, чем чужим.

Со старообрядчеством связаны фамилии предпринимателей Демидовых и Строгановых, которые бурно развивались в петровские времена на Урале. Эта мощная предпринимательская среда в России формировалась по тем же правилам, как когда-то в Европе. Хотя и с небольшим, по меркам истории, опозданием. И она успешно дожила до Октябрьской революции.

Первые русские рабочие. Крепостные на заводах и квалифицированные работники

Предпринимательская этика, о которой мы говорили в предыдущей главе, – важная часть современной трудовой этики: сегодня не получится разделить наследство исторического развития предпринимательства и наемных рабочих в России. Но предпринимательская этика имеет свою специфику, сходную с религиозной, – в ней есть элемент служения. А у российских наемных работников собственная история и свои движущие силы.

Первые заводские рабочие появились в России во времена крепостного права. Одни работники нанимались и продавали свой труд, другие попадали в более жестокие схемы эксплуатации – их «приписывали» к заводам.

Крепостные составляли основу рабочей силы производственных предприятий довольно долгое время. Это был тяжкий труд. В теплое время года крестьяне работали на заводе почти даром: организация платила очень мало, по схеме обычной барщины. А прокормить себя и семью они могли только, когда их отпускали осенью на уборку урожая. Это был бессмысленный, абсолютно отчужденный вид труда. Даже на барщине крестьянам было легче, потому что в деревне всегда оставалась возможность что-то делать для себя.