Трудовые будни: От выживания к вовлеченности

Работа у себя дома и вне его – в начале XX в. это были принципиально разные вещи. В идеале молодой девушке следовало бы жить в доме родителей и не работать. Если же ей приходится работать, то лучше делать это у родителей, например шить на заказ. Лишь девушки из самых низов общества работают вне родительского дома: на заводе, в ателье или в качестве прислуги[97].

За прошедшие с тех пор десятилетия мы привыкли, что само по себе пространство работы создает для человека трудящегося возможность зонарного разделения этих сфер – обычной жизни и производственной. Физический выход из одного помещения в другое одновременно означает и ментальное перемещение из одной сферы в другую.

Такое деление помогает организовать свою активность, самовосприятие и взаимодействие с другими. Сейчас я здесь, внутри офиса – я сотрудник компании, я работаю. Но когда я вышел за пределы офиса даже на перекур – границы сместились: в курилке могут быть иные отношения и личные разговоры. Если это не до предела иерархизированная государственная компания с мощными показателями по дистанции власти, то в ней считается вполне нормальным, когда в курилке руководитель и подчиненный общаются иначе, чем на рабочем месте.

Современная психология даже ввела понятие лоскутной идентичности, которое предполагает, что у человека может быть много состояний, «частей личности». Эти состояния возникают в зависимости от контекста и вполне могут противоречить друг другу в части одобрения или неодобрения чего-то, решений сложных ситуаций. Вечером отец будет искренне защищать нерадивого ребенка на родительском собрании, а утром он же, как руководитель компании, будет строго разбирать проступки своих подчиненных. Средний пользователь в интернет-среде легко переключается с одного аватара на другой, и его поведение меняется кардинально. Можно сказать, что современный человек часто отказывается от интеграции в единую сущность с единой системой ценностей, хотя при этом остается одной личностью. Задача же цельности, внутренней согласованности и непротиворечивости этой личности отходит на задний план – что доведено до абсурда в «Разделении».

Интересно, что Антуан Про в той же книге называет надомный труд маргинальным.

Сегодня надомный труд рассматривается как нечто остаточное и маргинальное. Он несовместим с современной частной жизнью, протекающей дома, и свободным временем, заработанным «досугом». Сегодня никто не станет работать дома не только на других, но даже для себя[98].

Но как показал век нынешний, работу из дома рано списывать со счетов. При этом ярко проявилось индустриальное мышление – во время кризиса, связанного с ковидом компаниям часто непросто было перейти на дистанционную форму труда из-за всеобщей привычки «работать на работе». Сотрудникам требовалось перестроиться и научиться выполнять обязанности из дома – привычного места отдыха и восстановления.

Разделение дома и работы было не всегда

Интересно, что сама идея того, что дом и работа должны быть разделены, не очень старая. В производстве она начинает оформляться только в XIX в., и вплоть до начала прошлого столетия было немало обратных примеров. В те времена на многих европейских, американских и других предприятиях заводская территория смешивалась с жилой и торговой. Общежития, жилые дома для сотрудников стояли вперемешку с цехами. Не было привычного нам четкого разделения, заборов и проходных, которые бы символизировали переход: вошел – начинается завод, вышел – начинается жилая зона. Работник по дороге из одного цеха в другой мог зайти в свою квартиру или комнату, пройти через жилую часть здания, чтобы сократить путь. Цеха подстраивались под жилье, а не наоборот.

Идея жесткого разделения и зонирования пришла одновременно с развитием тейлоризма. Для конвейера подходит не всякое здание, а потому индустриальные постройки начали отличаться от прочих.

Но даже после начала индустриализации оставались сферы, где доминировал надомный труд. При этом многие виды деятельности изначально предполагали постоянное присутствие там работников. Например, в больницах.