Трудовые будни: От выживания к вовлеченности

Можно сказать, что везде, даже в самой регламентированной организации, ведется постоянная игра – где и насколько правила должны соблюдаться и когда от них можно отступать. При этом идеально регламентированные организации идеально работают только там, где от них и требуется выпускать регламенты, а не реальный продукт. Например, нормальная армия умеет отказываться от соблюдения лишних регламентирующих правил в определенных обстоятельствах. Конечно, армия – предельно дисциплинирующая система, она построена на регламентации всех процессов. Но когда она попадает в ситуацию реального функционирования, войны, все лишнее моментально уходит. И любая попытка неразумного командира вернуть людей к жесткому регламенту приводит к неизбежной катастрофе.

С другой стороны, сам вовлеченный сотрудник может быть так сильно привержен определенной культуре, что окажется неспособен измениться под требования экстремальной ситуации. И тогда его вовлеченность становится инородной, вредной и даже может привести к тяжелым последствиям.

В Афганистане я видел, как это работает. Мой командир, майор, который спокойно относился к неуставному общению в боевой или неформальной обстановке, однажды серьезно отчитал меня за «Здравствуйте!» вместо уставного приветствия. Причина – я это сделал при посторонних, не разобрался в ситуации. А он прекрасно знал, когда нужно закручивать гайки, а когда можно их отпустить.

Другой командир, полковник, который принял командование нашей частью, прибыл из Союза – из мирного времени. Он в Афганистане до этого не был. И начал наводить порядок как его понимал, без поправки на боевые действия. Он не знал специфики военного времени. Например, заставлял солдат заниматься строевой подготовкой, что для Афганистана было категорически неприемлемо – высокий риск попасть под огонь снайпера. Кое-какие из его действий оказались очень полезными, например он вывел нещадно досаждавших всем вшей. Но его непонимание обстановки и настроений подчиненных привело к ужасным последствиям. Одному из боевых офицеров полковник отменил отпуск из-за небольшого проступка – тот что-то сделал не по уставу. В Союзе все прошло бы без последствий, а в Афганистане оскорбленный наказанием офицер в ближайшее же ночное дежурство пришел к нему с оружием и все закончилось трагедией.

С точки зрения вовлеченности, это пример конфликта двух крайне вовлеченных людей из разных культур. В подходящей для них ситуации каждый был ценным специалистом, но один не смог перестроиться из «мирной» культуры правил в военную культуру подвига, а другой не смог остановиться у красной линии.

Гипертрофированная увлеченность в литературе противоречит жизненному опыту и вредит читателю

Отметим, что ответственность за положительное мнение о гипертрофированной увлеченности работой частично несет массовая культура. Как отмечает Надежда Григорьева[107], писатели часто драматизируют труд. За исключением философов (тех же Эрнста Юнгера или Ханны Арендт), они практически не описывают вовлеченность. Вместо этого они стараются показать сам труд как можно более ярко: усиливают и негативные, и позитивные впечатления.

Гипертрофированная увлеченность показана и в «Эроусмите» Синклера Льюиса, и в великолепном фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года» (1961), – и мы с интересом узнаем про экстремальный труд ученого-биолога или физика-ядерщика. Причины понятны: без художественного преувеличения труд не так интересен читателю, он воспринимается как нечто слишком обыденное и рутинное. Но все же это искажение, искусственность, и даже если читатель встречает в тексте вовлеченность, она резко отличается от того, что он видит в обычной жизни. В реальности настолько погруженных в свою работу людей мы почти не видим – это очень редкое исключение. Обычные специалисты намного экономнее относятся к расходованию своих ресурсов во взаимодействии с трудом.

Показательно, что литературные примеры предельной увлеченности работой, встречающиеся в европейской культуре и характерные для нового времени, – это прежде всего истории про ученых. Пожалуй, на втором месте – предприниматели, люди, которые построили свои бизнес-империи. Есть также и популярный драматизированный образ человека-творца в искусстве. Почти каноническая мифологема европейской культуры – творец должен положить свою жизнь на алтарь искусства и быть оцененным только после смерти. Хотя примеров, когда творческие люди становились успешными и востребованными задолго до ухода из жизни, достаточно много.