Trust me (СИ)

Хотелось встать, схватить оставленный заряжаться почему-то в ванной телефон, набрать номер Томаса, назвать тысячу причин, почему Ньюту стоит извиниться, но все мгновенно списалось на усталость, жар, болезнь и еще что-то, чем можно было себя оправдать, и поэтому сдвинуться с места Ньют так и не решился. Так и остался лежать, обняв себя руками под мокрым от пота одеялом, и изредка подрагивая всем телом.

Томас, наверное, места себе не находит, пытается понять, почему Ньют ушел ни свет ни заря, даже не объяснившись. А Ньют по-ребячьи хлюпает носом у себя в квартире, сгорает от стыда и осознания своей глупости. Ведь отталкивать Томаса от себя не улыбалось совсем, хоть и верил тот искренне и самозабвенно в соулмейтов и прочую судьбоносную муть, которая смешила блондина порой. Нет, даже не смешила.

В которую не верилось. Упрямо, настырно и, опять же, абсолютно по-детски.

От философских ноток и размышлений о не самом приятном голова заболела, казалось, еще сильнее, и Ньют поморщился, нехотя отрывая себя от дивана и медленно, вяло, на дрожащих ногах пошаркал к выпотрошенной аптечке, что осталась на кухонной тумбочке: глотать очередную таблетку. Горечь десятка съеденных ранее медикаментов еще стояла комом в хрипящем болезненно горле, и Ньют только обхватил шею огненной ладонью, осторожно пытаясь откашляться. Стоило избавиться от тепла одеяла, как холод пополз по венам, рассыпая мурашки по коже. Захотелось бросить себя в огонь, чтобы немного согреться. Руки дрожали, как будто из-за какой-то жуткой болезни — таблетка падала три раза на столешницу и только на четвертый попала туда, куда нужно. Очередная порция горечи царапнула стенки горла. Ньют только язык успел высунуть и вдохнуть поглубже, тут же с усталым мычанием цепляя ладонью горячую кожу и чувствуя, как перекатывается под ней кадык.

Он уже готов был плюхнуться обратно на диван, съежиться в позу эмбриона и уснуть, надеясь, что недомогание хотя бы самую малость пройдет, но успел только доковылять до прохода в гостиную: кто-то надавил на звонок, причем держал на нем палец достаточно долго. Настолько долго, что звук, разошедшийся по дому, показался какой-то специальной оглушающей сиреной, от которой мгновенно закладывало уши. Кричать «Иду я, иду!» было бесполезно: голос не мог воспроизводить ничего громче шепота — и потому блондин, ощущая себя марафонцем, спешил к двери, превозмогая протестующе ноющие ноги, никак не желавшие передвигаться достаточно быстро.

С порога ему в лицо всунули глупый светло-зеленый пакет. С белыми овечками, больше напоминавшими криво нарисованные облака на четырех палочках с аппендиксом в виде головы. Вслед за пакетом в поле зрения втиснулось знакомое темноволосое лицо, как всегда улыбавшееся счастливо и приветливо, будто обладатель его только что пережил самый счастливый момент за последние лет этак двадцать. От одного вида растянувшихся от уха до уха бледных тонких губ физиономия Ньюта сама по себе было начала расплываться в разные стороны, но потом резко и внезапно нахмурилась.

Только не Томас, черт его дери. Только не сегодня и только не после того, как Ньют сбежал из его квартиры неизвестно почему.

Откуда он вообще знает адрес?

— Могу я войти? — Томас словно и не предполагал иного ответа: замер, втиснув пальцы в узкие карманы смешных красных шорт, и смотрел на серо-синее лицо Ньюта чуть обеспокоенно и вопрошающе. На неопределенный кивок отреагировал очередной улыбкой, которая, впрочем, не выглядела такой же широкой и довольной, как предыдущая. Видимо, разглядел весь масштаб разрушений. — Боже мой, да на тебе лица нет, Ньют! Ты живой вообще или что? — для достоверности щелкнул пару раз пальцами у Ньюта перед глазами, на что блондин не моргнул даже, а только сделал пару шагов назад, пропуская Томаса внутрь. И в очередной раз избегая даже ненавязчивого прикосновения нужных рук.

Томас, на ходу стаскивавший с плеч рюкзак, тараторил что-то неразборчивое и вообще не был похож на того, кто способен обижаться. Может, ему и было о чем расспросить Ньюта, но, принимая во внимание крайне плачевное состояние последнего, он наверняка решил не обсуждать злободневные темы.