Trust me (СИ)

Они стояли на высоком холме, заканчивающимся отвесным обрывом, что уходил вниз на минимум три десятка метров. Перед ними раскинулся огромный город, готовящийся к ночи: заполненные светом маленькие, не больше тетрадной клетки, квадратики, вспыхивали в самых разных местах, загорались красным, синим, зеленым и прочими цветами вывески, сферами обозначались на объемной карте фонари. Между всеми этими огнями, кое-где скрытыми деревьями и столбами, проползали автомобили и даже кое-как угадываемые люди. Зрелище поистине завораживающее и в какой-то мере умиротворяющее. Ньют даже почувствовал на мгновение, как тревога отступает медленными вороватыми шагами и прячется в тень, чтобы выйти в скором времени.

Томас щелкнул зажигалкой. Ньют посмотрел на него из-под нахмуренных бровей — никогда он не видел брюнета курящим за исключением недавнего момента на крыльце книжного. Томас выпускал клубы сизого дыма и молчал, о чем-то задумавшись. Это «что-то» явно было не самым приятным и веселым, и потому отразилось на лице выражением незнакомой печали.

— Мои родители любили сюда приезжать раньше, — заговорил Томас, смахивая с горящего кончика сигареты пепел. — Ну, когда у них все только-только начиналось.

Ньют не знал, как реагировать, и поэтому только тихо хмыкнул. Томас оглянулся, выловил в полутьме очертания автомобиля и преспокойно сел на землю, подцепляя носком обуви траву и вырывая ее с корнем. Он снова переключил внимание на огни впереди, добил наконец сигарету и гулко откашлялся в кулак.

— Мне это место потом показала мама. Рассказывала, как папа мечтал показать его мне сам…

Ньют ожидал, что Томас продолжит, но ничего, кроме отдаленных звуков, до ушей больше не донеслось. Блондин простоял в нерешительности, пиная ближайшие камушки, а потом все-таки приземлился рядом с брюнетом практически плечом к плечу.

— Что с ним случилось? — слабый ветер, прорезанный голосом Ньюта, дул в лицо и норовил сорвать с головы капюшон. Позади шипели, как сотня змей, листья на кустах и рычала двигателями трасса. Впереди — пульсирующий, полный жизни город. А здесь — гробовое молчание и словно бы замедлившееся время.

— Умер от ССЗ, когда мне и двух не было, — уголок рта Томаса изогнулся в горькой усмешке, — я даже не помню его. И, к сожалению, в качестве наследства он оставил мне предрасположенность к этим самым ССЗ. Но умирать я пока не собираюсь.

Ньют, слушая Томаса, обеспокоенно перебирал сорванные травинки. Он и не догадывался, что у брюнета могут возникнуть серьезные проблемы со здоровьем… да что вообще у него могут быть какие-либо проблемы. Изначально он виделся тем, кто обладает своего рода иммунитетом к любому дерьму, что так часто случается в жизни, а на самом деле ничем не отличался от него, Ньюта: в той же степени был подвержен чему-то плохому, правда, относился к этому совершенно иначе.

— Так что там за хрень у тебя с родителями? — Томас не дал ему размышлять дальше, а вопрос его вновь заставил Ньюта вспомнить обо всем, что всплыло за вечер. Блондин поджал ноги, с несвойственной ему нервозностью стуча пальцами по колену.

— Долго рассказывать, — нет, Ньют не пытался уйти от ответа, — но постараюсь все объяснить. Ты, раз ты веришь в соулмейтов, знаешь, наверное, что бывает такое, когда человек якобы оказывается соулмейтом того, кто уже занят, — Ньют поднял голову, ожидая реакции Томаса, и тот, посерьезнев мгновенно, кивнул. — С моей матерью произошло именно это. Казалось бы, все у них было идеально и суперски, но, черт его знает, то ли она ослепла от счастья, то ли что, и не заметила, что дата у него уже была полная. И когда она заявила ему, что беременна, он просто пожал плечами и признался, что в браке вот уже десять лет, у него двое детей, и он счастлив с другой, которая действительно была его соулмейтом. А моей матери «просто не повезло», — Ньют зло впился пальцами в ногу, — просто не повезло. И спустя двадцать с лишним лет он объявился. Изъявил желание пообщаться со мной. Забавно, не правда ли?

Томас догадывался, что Ньют не все еще высказал, и потому смиренно ожидал, пока блондин решится-таки продолжить свой полный горечи и озлобленности монолог.

— И моя мать снова свихнулась. Хотя всех этих лет в одиночестве ей, видимо, мало было, чтобы понять, что к чему. Она настолько предана этой идее соулмейтов, что растить меня одной не казалось ей чем-то странным. И быть использованной и брошенной ей тоже, видимо, нравилось. Как после этого верить во что-то, Томас? КАК? — Ньют сделал глубокий вдох. — В общем, она рассказала ему, куда и когда я уехал. И я не знаю, явится этот придурок сюда или нет. Я с большей охотой набью ему морду, нежели соглашусь пообщаться.

Ньют поджал губы и вновь глянул на Томаса, ожидая от того какой бы то ни было реакции, но встретил лишь спокойные, отражающие далекие огоньки темные глаза.

— Мы ему ногу прострелим, — с усмешкой заметил брюнет. — А если серьезно, — уголки его губ вмиг сползли вниз, — если он все-таки приедет, я готов помочь. Отбиваться от лживых папаш вдвоем гораздо легче, чем одному.