Trust me (СИ)

И побежал. Побежал, игнорируя светофоры и проскакивая перед автомобилями, ловя мат и визги сигналов в спину, забывая о всякой осторожности и всем том, что обязательно напугало бы его, не окунись он с головой в толщу с ненужными эпизодами достаточно далекого прошлого. Иногда GPS слишком поздно оповещал о поворотах, и Ньют несколько раз возвращался обратно. И бежал. Бежал, терзая и без того лишенные кислорода легкие. Бежал, кусая губы и закрывая рот рукой. Бежал, забывая о затуманенном зрении, превращавшем все вокруг в пятна с мягкими краями. Бежал неизвестно от кого, преследуемый целым строем страхов, сомнений, бесполезного и безмозглого риска, уверенностью в том, что услышанное в шесть лет от незнакомца «ты никому не нужен!» есть единственная, неоспоримая истина.

Дверь дома хлопнула за спиной. Ньют сделал несколько шагов по коридору и бессильно спустился на пол, буквально выдавливая слезящиеся глаза из орбит ладонями. Он хватал воздух маленькими, обжигающими стенки горла чужеродным холодом порциями, и все продолжал трястись, мелко и испуганно. Как в тот день, когда сидел на руках у бегущей матери, прижимаемый к ее груди.

Он прогонял из головы лицо с застывшей жуткой ухмылкой, прогонял кажущиеся реальными как никогда прикосновения сухих губ к коже, но образы эти были настолько навязчивы, настолько крепко засели в мозгу, буквально отрастив в нем корни, что избавиться от них, спрятаться казалось делом не только непосильным, но и невозможным.

Ньют не знал, как долго пролежал, скрючившись на полу: каждая минута тянулась бесконечно, границы времени стерлись и ничего материального не ощущалось. Руки лихорадочно сжимали кожу, и парень ловил себя на том, что шепчет с по-детски надрывной мольбой то самое «не надо, пожалуйста».

Телефон в кармане разразился надоедливой стандартной мелодией. Ньют, с прежней грубостью убрав с раскрасневшегося лица слезы, поднес гаджет к глазам, прищуриваясь и пытаясь распознать расплывшиеся буквы, и вскоре прочел имя Томаса. Звонок прекратился, не дождавшись ответа, но через доли секунды возобновился. Ньют колебался совсем недолго и взял трубку, осознавая внезапно, что не сможет ничего сказать или объяснить. Он оставил телефон на громкой связи и беспомощно опустил руку, ощущая, как взволнованное «Ньют? Ньют, ты меня слышишь? Хей, ты слышишь?», которое становилось все громче и громче, терзает слух.

Ньют не мог ответить и потому только часто и громко дышал, подавляя всхлипы. Томас продолжал спрашивать, в порядке ли он и что случилось, и Ньют чувствовал себя отвратительно, потому что со стороны его поведение могло показаться бы всего лишь способом привлечь внимание, надавить на жалость, а он никогда не хотел вызывать жалость к себе. Он порывался сказать, что все хорошо, что с ним все в порядке, что обязательно перезвонит позже, но лгать так откровенно и очевидно попросту не мог. Особенно Томасу, который раскрыл бы его, открой Ньют только рот.

«Ньют, я сейчас приеду. Подожди, подожди немного, я сейчас буду. Все хорошо будет, только подожди».

И снова на языке завертелось упрямое «не надо, не приезжай, я в порядке», которое так и осталось лишь в мыслях. Глубоко-глубоко внутри Ньют надеялся, что Томас приедет как можно скорее, и вместе с тем совершенно не горел желанием предстать перед брюнетом таким беспомощным и разбитым. Что скажет Томас? Насколько он на самом деле жалок? Что не стоит и одной сотой того времени, что Томас на него потратил? Что испортил Томасу дальнейшую жизнь своим скепсисом и недоверчивостью? И тогда слова, что как на заевшей пластинке повторялись в голове, подтвердятся снова. Ньют снова уверится, что нет ничего: ни соулмейтов, ни любви до гроба к одному лишь человеку, ни тех, кому ты действительно дорог. Будет лишь одиночество, способное изгрызть кости в крошку, и то самое «ты никому не нужен».

Голос Томаса в трубке дрожал и то пропадал, то просачивался сквозь динамик снова. Ньют слышал хлопки дверей, шум улицы, гул мотора, ругань и еще какие-то неопознаваемые звуки, сопровождавшие Томаса, который несся сейчас по улицам вдыхавшего прохладу вечера города, надавив на педаль газа практически до предела. Томас не сводил глаз с экрана телефона, где по-прежнему отображалось имя Ньюта и отсчитывались минуты, прошедшие с начала разговора. Он готов был проклясть каждый светофор, перед которым пришлось остановиться, каждый перекресток, где движение всегда настолько загружено, что быстрее десяти сантиметров в минуту двигаться не получалось, каждого пешехода, который переходил дорогу со скоростью улитки, каждого водителя, не пропускавшего его на другую полосу. Он не догадывался даже, что могло произойти с Ньютом, но волновался от пальцев на ногах до кончиков волос на макушке, вцеплялся в руль влажными от пота руками, оттягивал взмокший воротник и все умолял жизнь большого города быть чуточку быстрее, чем обычно.