Когда Томас, не удосужившись даже припарковать машину нормально и чуть ли не выпрыгнув из нее на ходу, вбежал в дом, Ньют все еще сидел у стены, слепо глядя на экран лежащего под ногами телефона, только что померкшего из-за прервавшегося звонка. Ньют поднял на вошедшего опухшие глаза и начал повторять монотонное «простипростипрости», изредка захлебываясь кашлем и пытаясь справиться с неестественной хриплостью голоса.
Томас опустился перед ним на колени и молниеносным движением рук обхватил Ньюта за плечи и прижал к себе. Он не спрашивал, что произошло и что он может сделать, а только бормотал, что все будет хорошо. Проводил пальцами Ньюту по волосам на затылке, гладил трясущуюся спину и все говорил, что он здесь, рядом, что он никогда не бросит его и всегда будет здесь только для Ньюта, ни для кого больше. В любой другой раз Ньют отмахнулся бы от этого всего, назвал бы сопливым и бесполезным, но сейчас он нуждался в этом, как в кислороде, что никак не попадал в легкие в нормальных количествах.
«Просто будьте рядом с ним, когда это случится. Не оставляйте его одного.»
И Томас не оставил. Он молча ждал, пока всхлипы не утихнут, а руки, что обхватили его вокруг ребер так сильно, что и задохнуться недолго было, не ослабли и не спали вниз безжизненными ветками. Томас отстранился на мгновение, чтобы заглянуть Ньюту в лицо: тот прятал взгляд, отчаянно кусал губы и встряхивал головой, сбрасывая с щек слезы. Ньют, которого Томас привык видеть каждый день, с трудом угадывался в человеке, сидящем у стены и тщетно пытающемся перестать наконец плакать.
— Я не буду тебя расспрашивать, — голос по-прежнему дрожал, как и всегда, когда Томас дико нервничал и боялся сболтнуть лишнего, — что стряслось. Расскажешь, если захочешь, хорошо? — он дождался утвердительного кивка и вяло, будто в данную минуту это было совсем неприемлемо, улыбнулся.
Одна из ладоней его с плеча перешла на мокрую красную щеку. Томас бережно смахнул большим пальцем каплю, кажущиеся горячее кипятка, и точно так же стер вторую, вытекшую из второго глаза. Пристально и настороженно смотрел на Ньюта, не зная толком, что ему делать, и потом все же решился поцеловать его. Не в губы, нет, — сначала в переносицу, затем — в каждую щеку, продолжая убирать с них слезы. Ньют под его прикосновениями ежился, но не отстранялся, не отталкивал. Взгляд его казался все таким же пустым и безжизненным, и Томас боялся этого взгляда, боялся того, что могло стать его причиной. И старался об этом все же не думать.
— Пойдем, — Томас подхватил Ньюта под руки, помог тому подняться (вышло это довольно неудачно, потому что блондин пошатнулся и едва успел выставить вперед руку, чтобы не удариться лбом об угол невысокой стойки для обуви, и повел в спальню, о местоположении которой догадывался смутно. Ньют не сопротивлялся ничему, что с ним делали — висел на Томасе, сжав мягкую ткань футболки, с одной стороны пропитавшуюся адовой смесью пота и слез.
Ньют грузно повалился на кровать, свесив все еще обутые в кроссовки ноги с края. Томас поначалу сомневался, хотел сбегать на кухню за стаканом воды, но один только шаг в сторону двери вызвал жалостливое «останься», пригвоздившее ноги к полу посильнее всяких гвоздей. Он лег напротив Ньюта, снова запустил руку ему в волосы и, подвинувшись так, чтобы между ними не оставалось ни сантиметра, поцеловал в лоб.
— Прости, — прошелестел Ньют, покусывая ногти. Его дыхание грело Томасу губы. — Я тебе слишком много нервов потрепал своими выходками. Прости.
— Хей-хей-хей, — Томас не мог не обрадоваться, что Ньют заговорил наконец, заговорил более-менее четко и сознательно, без подобной чему-то механическому мантры, состоящей из одного слова, — прекрати. Тебе не за что извиняться.
Ньют не стал спорить и доказывать обратное. Во взгляде его впервые за прошедшие минуты проявилось что-то живое, человеческое, прежнее. Как будто демоны, с которыми он все это время отчаянно боролся, все-таки отступили, поверженные. Никогда прежде Томас не радовался этим карим глазам так сильно. В это мгновение они виделись чем-то особенно обворожительным и прекрасным, захватывающим дух.
— Я расскажу тебе обязательно, — все с той же болью продолжил Ньют, — когда-нибудь, но не сейчас. Это… это все прошлое.
— Если твое прошлое такое разрушительное, — Томас не знал, зачем перешел на шепот, но оно выходило так само собой, неконтролируемо, — то нужно забыть о нем.
— Я думал, что забыл, — Ньют снова рвано вдохнул воздух, — до этого вечера.
— Значит, нужно позволить кому-то помочь тебе забыть? Как думаешь?
Ньют продолжал кромсать ногти, забыв про вопрос, и Томас, мягко посмеиваясь, убрал руку блондина от лица. Тем самым внимание Ньюта снова переключилось на Томаса, а сам блондин, полный смятения и очевидной внутренней борьбы, кивнул несколько раз, едва-едва двинув головой вверх-вниз.
— Я постараюсь.