Царская карусель. Мундир и фрак Жуковского

Сам тоже был в трудах, с поспешанием заканчивал перевод «Дон Кишота». Грозились в гости друзья, Мерзляков с Воейковым. Обещали быть в Белёве из рязанского имения Воейкова – не приехали.

Но Господь послал дружбу Василия Ивановича Киреевского, хозяина сельца Долбино. Василий Иванович вышел в отставку в чине секунд-майора. В юношеские годы переводил английских поэтов, ибо любил мудрую жизнь островитян, а посему дом содержал в английском духе, хозяйствовал тоже на аглицкий манер. Сочинительством стихов переболел, и теперь на первом месте у него была химия, на втором – медицина, на третьем – философия.

Владел Киреевский пятью иностранными языками и библиотеку собрал превосходную.

Летом Василий Иванович зачастил в Мишенское и наконец, набравшись духа, посватался к Авдотье Петровне. Батюшка ее Петр Николаевич Юшков да бабушка Марья Григорьевна благословили влюбленных и венчание назначили на январь, через неделю после Крещения.

История государства Российского

Василий Андреевич снова ехал к великому Карамзину. Ладони уже не вспотевали, когда думал о встрече. В сердце ни восторга, ни радости. Все чувства и мысли перебивала маята. Наконец-то признался себе: тяготился сельским своим уединением. Пожалуй, с тою же болью, какая жила в нем… по Агапке. Девка исчезла из Мишенского, и никто из домашних о ней не вспоминал ни разу, а он стыдился спросить, где она. Замуж, должно быть, выдали, с глаз подальше. Случись беда – дворня бы не смолчала.

Дорога к Николаю Михайловичу стала короче верст на сорок. Вот уже третий месяц новоиспеченный историк жил возле Подольска, в Остафьеве, в имении князей Вяземских.

Не без тревоги ехал Василий Андреевич к преображенному Карамзину. Пусть побочная, но родня князьям: летом сыграл свадьбу с Екатериной Андреевной Колывановой – сукиной дочерью сенатора, князя Андрея Ивановича Вяземского. Да и сам уже не вольный сочинитель, а человек двора. Должность получил не ахти какую денежную, однако ж весьма почетную – государственный историограф.

Не слава первого писателя России доставила автору «Бедной Лизы» царскую службу – протекция. Михаил Никитич Муравьев, товарищ министра народного просвещения, – словечко замолвил императору. Михаил Никитич был учителем Александра, преподавал русский язык и русскую историю.

Доходы от «Вестника Европы» были вдвое против царского жалованья, но Николай Михайлович, как и обещал, из журнала ушел. Вместо себя предложил друга молодости, сослуживца по Преображенскому полку Панкратия Сумарокова. Панкратий Платонович тонул в долгах, но издательское дело знал. Два журнала редактировал в Тобольске, переехав в Тулу, затеял еще один: «Приятного, любопытного и занятного чтения». Эпохе Жуковского в журнале время не приспело.

Принял Николай Михайлович Василия Андреевича ласково, но был он и впрямь другой. На лице сосредоточенность. Говорить стал медленнее. Василий Андреевич насторожился: «Должно быть, каждое слово у него теперь, прежде чем с языка слететь, на весах взвешивается».

– До великой беды дожили, – сказал Карамзин, ycaживая гостя в мягкое кресло.

– До беды?! – удивился Жуковский. – В дороге ничего не слышал… Пожар?

– Будет и пожар. – Николай Михайлович потер озабоченно лоб. – Наполеон посла отозвал из Петербурга, генерал Гедувиль уже уехал.

– Гедувиль, должно быть, республиканец, а Наполеона сенат провозгласил императором.

– Ах, если бы так! Речь не о перемене посла. Отзыв – иное. Прекращение дипломатического диалога. Бонапарт посчитал неприличным, даже глупостью со стороны Петербурга объявить траур по герцогу Энженскому.

– Но это же было ужасно! Герцога схватили в Эттенхейме, на территории герцогства Баден. Тотчас и расстреляли возле Венсенского замка.

– Какая дивная у вас память! И замок помните, и город… Боюсь, многие неизвестные деревушки и реки скоро станут достоянием истории. Кровавые битвы, громовые победы, ошеломительные поражения…

– Но Россия, слава богу, далеко от Наполеона.

– Пока далеко. Сардинское королевство новоявленный император уже захватил, на очереди Неаполитанское. Но довольно о политике. Скоро обед. Обедать нужно в добром настроении.

Повел гостя показать парк. Тут, на природе, Василий Андреевич и опростал свои душевные тайники.

– Не казни себя, – утешил Карамзин. – Твои теперешние чувства – усталость и недовольство собою. Задатки могучие, а сделанного мало. Поверь, всему свое время. Душа жаждет мир повидать – так собирай саквояж не мудрствуя. – Вздохнул, показал на старые липы: – Я думаю, мне до конца жизни будет этого достаточно. Дворцы, мундиры, бриллианты, пойманная улыбка государя… Теперь я, слава богу, при деле… Всему свое время… Возвращайся в свет; в кипение страстей, слишком ты молод для затворничества.