Однако в официальных заявлениях хвалы национальной идентичности все чаще сочетались с советским патриотизмом, общим для всех народов, населяющих многонациональное Советское государство. В официальной риторике постоянно упоминался советский народ, объединенный общей преданностью советской Родине (в разных контекстах употреблялись слова «Родина» и «Отечество»). Название страны – Союз Советских Социалистических Республик – было в мире уникально с той точки зрения, что у него не было ни национальной, ни географической привязки. Оно основывалось на утопических идеях революции, которые теперь столкнулись с новыми реалиями построения социализма в одной стране. Внимание к общесоветскому патриотизму выдвигало на первый план вопрос об отношениях между Советским государством и русским народом. Ленин стремился отделить новый режим от его имперского наследия, и в 1920-е годы царский империализм подвергался яростной критике. Однако к 1930-м годам идеологические ветры дули уже совсем в другом направлении. Выяснилось, что русские – передовая нация, самая прогрессивная в Советском государстве. Их официально объявили «старшими братьями» всех остальных советских народов, и именно русский язык использовался для общения между различными группами и служил мостом в цивилизацию и мировую культуру. В 1938 году русский язык ввели в качестве обязательного предмета во всех нерусских школах, а символы старой России – ее поэты и художники, исследователи и ученые, и даже военачальники – стали символами нового Советского Союза. Слово «завоевание» исчезло из исторического лексикона и сменилось на «присоединение». В официальных источниках более позднего советского периода история расширения Российской империи приукрашивает военные завоевания, транслируя легенды о присоединении к Российскому государству разного рода земель и княжеств, которое часто называется в них добровольным. О Центральной Азии, к примеру, рассказывается, что российская аннексия спасла-де местных жителей от завоевания еще более алчными британцами и подарила им возможность прильнуть к светочу прогрессивной русской мысли и русской революционной традиции.
Теперь же каждый народ в Центральной Азии, наслаждаясь свободой, мог сколько угодно воспевать свое славное прошлое и строить свое будущее – правда, делать это ему нужно было на основе прочной дружбы с другими народами Советского Союза, главным партнером среди которых были русские. Русский язык стал языком взаимодействия с современностью и внешним миром. Одним из последствий этого сдвига стала замена латинских алфавитов центральноазиатских языков на кириллицу во второй половине 1930-х годов. Всего десять лет назад латиница считалась интернациональным космополитичным алфавитом (поговаривали даже о переходе русского языка на латинское написание). Однако в конце 1930-х годов все тюркские языки в Советском Союзе без каких-либо споров отказались от латиницы в пользу кириллицы. Интернационализм и космополитизм предыдущего десятилетия уступили место советскому патриотизму.
И несмотря на все это, русские по-прежнему не были хозяевами в Советском государстве. Всегда было ясно, что советский народ останется многонациональным – союзом народов, объединенных общим делом, – а не единой однородной общностью. Преобладающее число русских в союзе (согласно переписи 1939 года, они составляли 58 % населения) сопровождалось множеством дилемм и парадоксов, которые так и не были полностью разрешены. Многочисленные народы, которым достались союзные республики, оказались привязаны к своим территориям и получили право собственности на них, причем это право проецировалось в прошлое настолько глубоко, насколько хватало имеющихся свидетельств. В официальной риторике подчеркивалось, что каждый народ уже очень долго живет на своей собственной земле и предан ей, о чем свидетельствуют многочисленные войны, которые эти народы вели со всеми иностранными захватчиками, кроме русских. У риторики была очевидная цель: заставить граждан воспринимать свою республику как родину своего народа, на которую у него есть права («титульные нации» – общепринятый советский термин для обозначения статуса народов, проживающих в «своих» республиках). Тогда как русские отождествляли себя со всем Советским государством, и все было устроено таким образом, что непосредственно русские национальные институты оставались слабо развитыми. Отношения между русскими и нерусскими не были ни симметричными, ни стабильными, но у русских никогда не было в Советском Союзе исключительных прав.