Центральная Азия: От века империй до наших дней

Это была та же советская национальная политика, только без каких-либо упоминаний об автономии или коренизации. Шэн и впрямь назначил нескольких местных жителей на видные посты (например, Ходжа Нияз стал заместителем председателя провинции), но никаких обязательств по воспитанию местной политической элиты на себя не брал. Абдугафур Дамла, главный кади Кашгара, высказался прямо: «Да, вы составляете 90 % населения Синьцзяна, но не рассчитывайте, что должности вы будете занимать пропорционально. Должности достанутся тем, кто получает образование и служит правительству»{220}. Тем не менее признание национальности как категории ознаменовало серьезный сдвиг в официальной политике. Эта категория породила новый взгляд на Синьцзян и его народ. Ключевой особенностью новой политики стало создание финансируемых государством «просветительских ассоциаций» и культурных клубов, которые пропагандировали различные языки и публиковали материалы на них. Уйгурская ассоциация просвещения, созданная в августе 1934 года, открыла филиалы по всему Синьцзяну, аналогичные ассоциации появились и для казахов и монголов. Ассоциация уйгуров выпустила первую в Урумчи газету на уйгурском языке Синьцзян газити («Синьцзянская газета»). Просветительские ассоциации создали сеть школ на местных языках. Если Ян активно подавлял современное мусульманское образование, то Шэн сам руководил созданием первой в истории провинции сети государственных учебных заведений. Все это сопровождалось резким ростом книгоиздания на уйгурском языке. Основную часть нового материала составляли речи и воззвания Шэна, а также новые законы и правила, однако появлялись и буквари, и учебники для школ, и полезные книги (вроде руководств по шелководству и бухгалтерскому учету), и книги по истории. В Восточный Туркестан наконец-то пришла печатная культура.

Несмотря на уничтожение ВТР, Шэн по-прежнему не контролировал юг. Дунганская армия Ма Чжунъина, вроде как лояльная Гоминьдану, все еще действовала. Совершив поступок, которому так и не найдется объяснения, Ма отправился в Эркеч-Там на встречу с советскими официальными лицами и не вернулся. Его судьба до сих пор неизвестна. Скорее всего, Советы арестовали его и взяли в заложники для будущих переговоров с дунганами, которых они хотели заставить сотрудничать с Шэном{221}. Последователи Ма во главе с его шурином Ма Хушанем отступили в Хотан, оккупировали его и управляли им как военной колонией следующие три года. Ма Хушань ввел чудовищно высокие налоги и насильно рекрутировал крестьян в свою армию в надежде однажды победить Шэна. Ему нравилось, когда его называли падишахом (королем), несмотря на то что сам он заявлял о своей верности Нанкину. Этот маленький уголок Синьцзяна, который современные обозреватели иногда называют Дунганистаном, оставался вне досягаемости Шэна, однако, как справедливо заметил Эндрю Форбс, то был лоялистский «бастион китайского колониализма, а не мусульманского сепаратизма в Синьцзяне»{222}. Кашгар оккупировал небольшой отряд, верный Шэну, который назначил Махмута Мухити заместителем командующего Южным военным округом Синьцзяна. Мухити долгое время был джадидским активистом в Турфане. Он был одним из организаторов Турфанского восстания против Цзиня Шужэня. С тех пор он работал с Ходжой Ниязом, что и послужило причиной его назначения. Мухити продолжал править Кашгаром довольно автономно, чему способствовала его удаленность от Урумчи.