Центральная Азия: От века империй до наших дней

В результате нескольких переселений, о которых уже шла речь в этой книге, в 1949 году в Синьцзяне проживало множество иммигрантов и изгнанников из Советского Союза. Среди них были как те, кто бежал из Советского Союза из опасения за свою жизнь, так и те, кто приехал в Синьцзян в качестве советских чиновников. Многие местные в Синьцзяне успели пожить в Советском Союзе и получить советские документы. КПК с подозрением относилась к этой группе людей даже тогда, когда в отношениях Китая с Советами все было хорошо. К 1954 году премьер-министр Чжоу Эньлай заявил советским дипломатам, что советские граждане должны либо принять китайское гражданство, либо репатриироваться. Для только начавшегося освоения целины нужны были дополнительные рабочие руки, и в советских консульствах по всему Китаю стали набирать советских граждан для репатриации. В этом начинании они оказались весьма успешны. В 1955 году 115 000 обладателей советских паспортов репатриировали в Советский Союз, в том числе 68 000 – из Синьцзяна{345}. У Китая бегство из Синьцзяна, похоже, вызвало беспокойство, и, поменяв свое мнение на этот счет, они попросили СССР прекратить принимать уйгурских и казахских репатриантов, чтобы не нанести ущерб экономике Синьцзяна. Эмиграция в Советский Союз на какое-то время замедлилась. Однако к 1959 году китайско-советский союз распался, и радикальная политика Большого скачка была в самом разгаре. В радиопередачах на уйгурском языке из Ташкента и Алма-Аты критиковали китайскую национальную политику и рисовали картину всеобщего изобилия в Советском Союзе. В СССР начали эмигрировать многие уйгуры и казахи, часто не имевшие с ним до того никаких связей. Сначала советские пограничники возвращали тех, кого успевали перехватить, но потом перестали, и тем, кто бежал из Синьцзяна, разрешили въезд в Советский Союз. Тогда же советские консульства в Синьцзяне стали выдавать советские документы почти без разбора, в результате чего эмиграция превратилась в мощный поток. В конце весны 1962 года Советский Союз открыл свою границу в Хоргосе, всего в 65 км от Кульджи, и разрешил пересекать ее всем желающим, с паспортами и без. Новость об этом событии распространилась в Кульдже со скоростью лесного пожара, и огромное число людей, бросив все, отправились прямиком к границе на автобусах, которые были единственным видом транспорта. По разным оценкам, число людей, пересекших границу за эти несколько недель, составляет от 60 000 до 100 000 человек. 29 мая китайские власти прекратили продажу билетов на автобусы. Разъяренная толпа собралась на автобусной станции, двинулась маршем на местные административные здания и разгромила их. Когда она приблизилась к зданию КПК, ее встретили пулеметным огнем, в результате чего погибло и пострадало большое число протестующих. Далее последовала кампания против этого «контрреволюционного» движения, в ходе которой множество людей арестовали. Границу закрыли и поставили у нее военных. Она так и не откроется еще ближайшие четверть века.

Границы Советского Союза тщательно охранялись, и обычно он не принимал беженцев. Открытие границы в 1962 году для уйгуров и казахов из Синьцзяна весьма примечательно. В какой-то мере этот жест служил упреком китайским лидерам за их отношение к неханьским национальностям, но, помимо этого, в его основе лежат давние советские связи с Синьцзяном. Иммигранты в основном остались в Казахстане: казахов расселили по колхозам по всей республике, однако многие уехали туда, где у них были семейные связи. Уйгуры поселились недалеко от границы в Семиречье, старом центре мусульманских иммигрантов и изгнанников династии Цин и китайской власти, а многие из них оказались в Алма-Ате, где давно существовала советская уйгурская община. Новоприбывшие отличались незнанием русского языка и большей приверженностью исламским традициям. Однако с годами эти различия стирались. Антикитайские настроения, напротив, никуда не делись, и Алма-Ата стала бастионом советского антикитайского уйгурского национализма{346}. Китайская сторона едва ли разбиралась в причинах этого бегства, рассматривая его как результат советских козней и еще один повод для недовольства бывшим союзником в и без того уже длинном списке.