Центральная Азия: От века империй до наших дней

Коминтерн рано заинтересовался Китаем и в 1919 году направил двоих эмиссаров для изучения ситуации в стране. Они поучаствовали в объединении различных марксистских кружков в Коммунистическую партию Китая (КПК), учредительный съезд которой состоялся в Шанхае в июле 1921 года. Однако, учитывая фактическое отсутствие промышленного пролетариата в Китае, Коминтерн и Советы не видели непосредственной перспективы коммунистической революции в стране и вместо этого сделали ставку на Гоминьдан (ГМД), национальную партию, основанную Сунь Ятсеном. Они утверждали, что национально-демократическая революция служит предпосылкой будущей коммунистической революции в полуколониальных условиях Китая. Эти условия требуют единого фронта, обязывающего КПК сотрудничать с националистами. Коминтерн объявил ГМД революционной партией и оказывал ей существенную поддержку, в процессе перестроив ее по образу и подобию партии большевиков. К 1923 году Гоминьдан преобразовали в централизованную партию с прописанной революционной миссией. Таким образом в Китае оказались сразу две ленинские партии, и, несмотря на все идеологические противоречия, они были объединены общей организационной моделью. Кроме того, они обе выступали за территориальную целостность Китая, который рассматривали не как империю, а как неделимое национальное государство.

Коминтерн и Советы соглашались с этими требованиями, поскольку глобальная борьба против империализма требовала участия сильного и единого Китая. Теперь судьба колониальных окраин Китая будет связана с судьбой революции в Китае, и Советский Союз стремился гарантировать территориальную целостность республики. О китайском колониальном правлении в Синьцзяне теперь и речи не могло быть, как и о том, само собой, чтобы освободить Синьцзян от него.

Глава 11 Советская Центральная Азия

Первое десятилетие после распада царской империи оказалось для Центральной Азии крайне беспокойным: в регионе разворачивались сразу два разных проекта, которые должны были радикально преобразовать его. Большевики стремились реализовать свое видение – одновременно утопическое и жестокое – перестройки мира, преодоления «отсталости» и общего светлого коммунистического будущего для всех народов. Джадидов, едва оправившихся от шока после столкновений с консерваторами в их собственном обществе, очаровывала идея революции как способа добиться желаемых перемен. Их видение радикально изменилось после потрясений Гражданской войны (и глобальных преобразований эпохи, последовавших за Первой мировой войной), и они почувствовали, что готовы экспериментировать с идеями, которые до 1917 года, возможно, даже не рассматривали. Эти два проекта в значительной степени пересекались в том, что касается прогресса, антиколониальной борьбы и освобождения Востока. По разным причинам оба движения выступали за культурную революцию, которая подразумевала массовое образование, земельную реформу, освобождение женщин и (пожалуй, парадоксально для большевиков) формирование национальной идентичности. Оба стремились изменить традиционное общество, которое символизировало для них отсталость и застой. Несмотря на сходство риторики, у двух проектов была разная логика, и те десять лет, пока Советы слабо контролировали Центральную Азию, сосуществовать друг с другом им было не так уж просто. Однако именно благодаря неполному контролю этот период стал временем беспрецедентного культурного брожения, сформировавшего современную культуру Центральной Азии.