Таким-то образом Юстиниан, возбудив везде смятение и тревоги, и при конце жизни получив достойное этих дел возмездие, перешел в преисподние судилища; а сын его сестры Юстин, которому доверено было хранение дворца и который поэтому на латинском языке называется куропалатою[572]
, облекся после него в порфиру. Между тем ни о смерти Юстиниана, ни об избрании Юстина никто, кроме приближенных его, не знал, пока сам он не явился да конское ристалище, чтобы сделать с своей стороны и принять от других то, что прилично царю. Так как это событие ни в ком не возбудило посягательств; то он возвратился во дворец. Первое его повеление было — отпустить к своим престолам собранных отовсюду иереев, чтобы они проходили обычное служение, не вводя ничего нового в вере. И такое дело его достойно похвалы. Но по жизни своей он был беспорядочен: совершенно утопал в роскоши и постыдных удовольствиях; был страстный любитель чужого имущества, так что все употреблял, как средство для беззаконной корысти, и не боялся Бога даже в раздаянии священных степеней, которые продавал кому случалось, открыто полагая их предметом торговли[573]. Будучи же одержим двумя пороками — наглостью и малодушием, он, во-первых, вызывает к себе своего родственника Юстина[574], который пользовался у всех великою славою, как по своей опытности в делах воинских, так и по другим достоинствам, — и в то время находился при Истре, удерживая переправу Аваров. А Авары — племя скифское, жившее в кибитках и кочевавшее на равнинах по ту сторону Кавказа. Убежав от соседей своих Турков, которые нападали на них[575], они пришли к Босфору; потом, оставив берег так называемого Евксинского Понта, где по всему пространству обитают варварские народы (хотя были здесь города, крепости и гавани, построенные Римлянами, когда в этих местах поселялись либо неспособные к службе воины, либо получали оседлость высылаемые царями переселенцы), шли вперед, сражаясь на пути со всеми Варварами, пока наконец достигли берегов Истра и отправили посольство к Юстиниану[576]. Оттуда-то отозван был Юстин, как бы для получения того, что следовало ему по взаимному договору с Юстином самодержцем; ибо, так как оба они по блеску внешней жизни были близки друг к другу, и обоим им, по-видимому, равно могло принадлежать царство, то после многих переговоров было решено между ними, чтобы тот, кто взойдет на царство, отдал второе место другому, и этим вторым местом в царстве отнял право на преимущество у всех прочих.ГЛАВА 2.
Итак Юстин принял этого Юстина с великою, по-видимому, благосклонностью, но, спустя немного, выдумывая различные предлоги, отнял у него оруженосцев, копьеносцев и телохранителей, и запретил ему доступ к себе, а сам между тем сидел дома. Затем, по повелению царя, Юстин переехал на жительство в великую Александрию[577]
, и там жалким образом умерщвлен был рано ночью, когда еще находился в постели, получив такое воздаяние за благоразумие в государственном правлении и за отличные военные доблести. И не прежде оставили свой гнев и насытились кипящею ненавистью царь и супруга его София, как увидели отрубленную голову Юстина и попрали ее ногами.ГЛАВА 3.
Немного спустя, царь, за оскорбление Величества[578]
, предал также суду Еферия и Аддея[579], — членов Сената, при Юстиниане занимавших высшие и первые должности[580]. Еферий признался, что он хотел, отравить царя ядом, и говорил, что соучастником такого покушение и во всем помощником был у него Аддей. А этот с страшными клятвами утверждал, что ничего подобного не знает. Однакож оба они были обезглавлены. Аддей, пред самым отнятием у него головы, сказал, что в этом он действительно оклеветан, впрочем терпит справедливо от всевидящего Судии; потому что, пользуясь чародеяниями, убил придворного префекта Феодота[581]. Так ли это было на самом деле, — сказать не могу. Довольно, что оба они были преступники: Аддей был неистовый деторастлитель, а Еферий позволял себе всякую клевету, именем царского дома, который вверен был ему при Юстиниане, и расхищал имущество как живых, так и умерших. И вот как они прекратили жизнь свою.ГЛАВА 4.