Церковный суд на Руси XI–XIV веков. Исторический и правовой аспекты

Неизвестен состав суда. Даже многословные Никоновская летопись и «История» Татищева, небесспорные сведения которых порой остаются единственными источниками, позволяющими закрыть подобные лакуны, ничего не сообщают об участниках судебного заседания, который должен был состоять из древнерусского епископата. Впрочем, «История» В. Н. Татищева предложила свою реконструкцию совершенного над Феодором суда. Сначала митрополит «облича его судом духовным недостойна быть причастником церкви, осудил и послал его во Песий остров на покаяние». После того, как Феодор и там проявил свою дерзость, низложенного архиерея осудил князь «яко богохульника». При этом Феодор не только подвергся известной экзекуции, но и был приговорен к отсечению главы, а его книги были сожжены на торгу[214]. И все же отсечение головы и публичное сожжение книг – наказания нехарактерные для описываемой эпохи в отношении духовных лиц. Подобная казнь практиковалась преимущественно в Византийской армии. И все же появление описанных форм наказания, скорее всего, должно было представить Феодора как ересиарха. Однако ранние источники не содержат и намека на то, чтобы архиерей увлекался чтением и писал собственные тексты.

Впечатляет число вин, вменяемых владимирскому епископу: «сь же не токмо не всхотѣ поставленьӕ ѿ митрополита. но и цр҃кви всѣ в Володимери [повелѣ] затворити. и ключѣ цр҃квнъıѣ взѧ. и не бъıс̑ ни звоненьӕ ни пѣньӕ по всему граду. и въ сборнѣи цр҃кви. в неиже чюдотворнаӕ мт҃и Би҃ӕ. и ина всѧка ст҃ъıни єӕ. к неиже вси хрс̑ьӕне съ страхом̑ пририщють. оутѣху и Заступницю имуще. и цѣленьӕ ѿ неӕ приємлюще. дш҃мъ и тѣлом̑ своимъ. и ту дерзну црк҃вь затворити. и тако Ба҃ разгнѣви. и ст҃ую Бц҃ю». Более того: «Много бо пострадаша чл҃вци ѿ него. въ держаньи ѥго. и селъ изнебъıвши и ѡружьӕ. и конь. друзии же и роботъı добъıша. заточеньӕ же и грабленьӕ. не токмо простьцем̑ но и мнихом̑. игуменом̑ и єрѣѥмъ. безъмлс̑твъ съıи мучитель. другъıмъ члв̑комъ головъı порѣзъıваӕ и бородъı. инъıм же ѡчи въıжигаӕ. и ӕзъıкъ оурѣзаӕ. а инъıӕ распинаӕ по стѣнѣ. и муча немлс̑твнѣ. хотѧ исхитити ѿ всѣх̑ имѣньѥ. имѣньӕ бо бѣ не съıтъ акъı адъ»[215]. Главным же стало обвинение в ереси, выразившейся в хуле на Пресвятую Богородицу, что, скорее всего, связывалось с закрытием храмов, посвященных Приснодеве[216]. Последнее может рассматриваться в качестве одного из примеров наложения интердикта[217], практика которых хорошо прослеживается в истории Русской Церкви этого периода еще по меньшей мере на трех примерах, связанных с деятельностью митрополита Михаила и Кирилла. Во-первых, запрет на Новгород в период противостояния новгородцев и суздальцев (1135), во-вторых, запрет на совершение служб в Святой Софии на время своего отсутствия в Киеве и на Руси (1146/1147)[218] и, в-третьих, в качестве угрозы для новгородцев в период очередного политического противостояния в городе (1269)[219]. Однако основные обвинения: жестокость к монашеству, духовенству, горожанам, пытки и нанесение увечий, изъятие чужого имущества.

Учиненная над низвергнутым епископом Феодором расправа впечатляет своей жестокостью. При том, что В. Н. Татищев назвал в качестве инициатора расправы киевского князя, раннее русское летописание прямо указывает на то, что казнь была определена митрополитом. Возникшее противоречие может быть преодолено, если учесть, что подобные суды, напоминавшие инквизиционные трибуналы, совершались при участии княжеской власти. Именно она определяла применявшиеся в отношении признанных виновными наказания. Подобное присутствие князей отчетливо прослеживается в суде над Авраамием Смоленским, в попытке организации суда над Нифонтом Новгородским в Киеве, в спорах о постах в присутствии Андрея Юрьевича Боголюбского.