Церковный суд на Руси XI–XIV веков. Исторический и правовой аспекты

Поэтому отсутствие апелляции Феодора к патриарху указывает на то, что владимирского архиерея такового права лишили. Между тем 22 глава 123 Новелла Юстиниана определяла: «Если же обвинение против епископа по какому-либо делу будет исходить от клирика или кого-то другого, прежде всего их преосвященный митрополит должен рассмотреть это дело в соответствии со священными канонами и нашими законами, и если кто-либо не согласится с его приговором, то дело должно поступить на рассмотрение блаженнейшего патриарха того диоцеза, а тот в соответствии с канонами и законами пусть доведет его до завершения. Если же жалоба будет подана на митрополита либо от епископа, либо от клирика и любого другого лица, то пусть блаженнейший патриарх того диоцеза таким же образом судит это дело. По всем же делам епископы – обвиняются ли они перед своим митрополитом, или перед патриархом, или перед любыми другими судьями – не обязаны представлять поручительство или давать судебную присягу, однако при этом они должны и сами прилагать усилия к тому, чтобы очистить себя от возводимых обвинений»[227].

Данное обстоятельство особенно странно, если принять во внимание, что последнее слово в лишении епископа сана оставалось не за митрополичьим, а за патриаршим Собором. Более того, если принять во внимание, что в своей епископской присяге русские архиереи присягали в том числе и императору, что фактически распространяло на них права подданных императора, лишение Феодора возможности искать защиты в высших судах империи было противно духу законов империи.

Смущает еще одно обстоятельство: именование низверженного архиерея «владыкой Феодорцом». Такое упоминание Феодора неслучайно. Высокий титул, стоящий рядом с уничижительной формой имени, лишь подчеркивал и усиливал насмешливое и пренебрежительное отношение к осужденному. Низложенного архипастыря продолжали называть «владыкой» без добавления «бывщий» или «самозванный». А следовательно, не было ли это сделано в качестве укора в адрес владимирского князя?

Пытаясь понять причины столь жестокой расправы, А. В. Карташев высказал предположение, что казнь Феодора могла быть инициирована южнорусскими князьями[228]. При всей спорности попытки представить князей Южной Руси в качестве консолидированной силы, высказанная церковным ученым догадка интересна и небезосновательна. Несомненно, можно согласиться с Е. Е. Голубинским и А. В. Назаренко, высказавшимися за то, что попытка Феодора утвердиться в Ростове и его церковные начинания и амбиции переполнили чашу терпения его могущественных врагов и утомили покровителей[229]. Однако за всем происходящим угадывается некая интрига, направленная на разрушение союза между Андреем Юрьевичем и его архиереем. Во всяком случае, идея Карташева о том, что судьба и обстоятельства смерти Феодора в чем-то очень напоминают гибель любимца Дмитрия Ивановича, нареченного митрополита Митяя, в которой князь оказался бессилен перед заговором против его ставленника, видится убедительной[230].

Все в суде над епископом Феодором темно. Но вполне очевидным видится то, что совершенный над ним суд являлся не более чем расправой врагов и недругов Андрея над его властным и непослушным союзником. То, что суд был совершен с согласия, а, возможно, и при участи родственников Андрея Юрьевича Боголюбского, неудивительно. Уже через несколько лет, когда владимирский самовластец был убит, а его замок подвергся разграблению, родня Андрея даже не попыталась расправиться с убийцами князя и вмешалась в происходящее лишь когда насытившаяся от грабежа толпа покинула стены Боголюбова, оставив обнаженное тело князя в замковом саду. Что же касается митрополита, став инструментом во внутрикняжеской борьбе и поссорившись с Печерским монастырем и черниговскими князьями, после суда над Феодором он был вынужден покинуть Киев, уступив место более благодушному и уже не такому кровожадному преемнику, митрополиту Михаилу III, который уже носил титул «митрополита всея Руси».

Глава 5. Митрополичьи суды первых десятилетий ордынского господства