Монгольское вторжение на Русь и установление ордынского господства имело самые существенные последствия не только для государственной и социальной организации восточнославянских земель, но и предопределило дальнейший культурный и последовавший за ним религиозно-политический «развод» южных и северных центров «киевской державы». Произошедшее перераспределение сил между властными элитами и появление новых, крайне могущественных игроков в лице ордынских ханов и влиятельных темников в значительной мере заложило основы нового политического строя, предопределив развитие на его основе религиозной ситуации. Церковь в лице ее епископата была вынуждена приспосабливаться к новым реалиям. Главным же результатом, имевшим радикальные последствия для развития внутренней церковной жизни, стало усиление власти митрополитов. Наиболее наглядно плоды этих трансформаций прослеживаются в митрополичьих судах над епископатом и/или в наказаниях, какие русские первосвятители применяли к своим епархиальным архиереям. Данное обстоятельство весьма примечательно. В домонгольской Руси влияние митрополита на архиереев удельных территорий видится существенно ограниченным. Если епископат пользовался защитой города или княжеской власти, свести их с кафедры не представлялось возможным даже если в дело вмешивался Константинополь. Низложение такого архипастыря порой было не под силу даже великому князю. Лишь заговор или прямое военное вмешательство могли остудить пыл подобного святителя. Например, Иоаким Туровский, вероятно, поддержавший политические устремления своих горожан, был смещен после военного похода и падения города. Последствия произошедшего оказались плачевными как для архиерея, так и для кафедры, которая после этого овдовела на два десятилетия[231]
. Фактически неподконтрольным для киевских первосвятителей оказался митрополит Климент Смолятич, отсиживавшийся во Владимире на Волыни[232]. Впрочем, и сам Климент, занимая первопрестольную кафедру Руси, ничем не смог навредить своему обидчику Нифонту, опиравшемуся на симпатии Печерских иноков, патриаршее благословение и интересы городских элит Новгорода[233]. Наконец, Константинополю так и не удалось навязать Андрею Юрьевичу Боголюбскому епископа Леона, а киевский митрополит наконец-то смог расправиться с ненавистным ему Феодором Владимирским только после того, как любимец Андрея Юрьевича оказался в Киеве при обстоятельствах, лишенных какой-либо безусловной ясности[234].Летописные погодные записи и агиографические источники позволяют говорить о четырех или пяти примерах митрополичьих судов после монгольского вторжения и до переезда митрополита Петра в Москву. При этом судебные процессы и принятые на их основе наказания могли быть совершены при опоре как на соборные постановления, так и на частные судебные решения русских первосвятителей. Все известия связаны с именами двух самых влиятельных митрополитов первого века ордынского господства на Руси – Кирилла II (III) и Петра. Два или три суда приходятся на период святительства Кирилла. Прежде всего, это попытка организации суда над властным и независимым новгородским архиепископом Далматом (1273)[235]
. Во-вторых, наказания, наложенные митрополитом Кириллом на епископа Игнатия Ростовского (1280 и 1282)[236]. Не менее примечательна деятельность митрополита Петра, который и сам оказывался под судом или, по меньшей мере, перед необходимостью принести публичные объяснения в ответ на выдвинутые против него обвинения со стороны тверского епископа Андрея, обличившего митрополита в симонии[237]. Уже вскоре после того, как первосвятитель был оправдан, им были совершены суды над сарайским епископом Измаилом (1312)[238] и неким еретиком Сеитом, чья личность загадочна и, скорее всего, как-то связана с процессами исламизации в Орде[239]. При всем своем немногословии перечисленные известия примечательны и даже позволяют говорить об эволюции властных ресурсов обладателей киевской первосвятительской кафедры.