Читаем Цезарь полностью

Однако Сулла не забыл, что Помпей получил триумф вопреки его воле, и, когда позднее Помпей сделал для другого то, чего он не пожелал сделать для себя, то есть добился для Лепида консулата, Сулла встретил его однажды на площади и резко заговорил с ним.

— Я вижу, молодой человек, — сказал он, — что ты кичишься своей победой; не правда ли, очень почетно и лестно добиться своим ходатайством перед народом, чтобы Катул, один из самых добропорядочных граждан Рима, был назначен консулом лишь вторым после Лепида, подлейшего из людей?… Впрочем, — добавил он с угрожающим жестом, — я предупреждаю тебя, чтобы ты не дремал и бдительно следил за своими делами, ибо ты сотворил себе врага куда более сильного, чем ты сам!

С этого дня Сулла полностью сбросил Помпея со счетов, причем до такой степени, что, когда Сулла умер и его завещание было вскрыто, там не только не оказалось никакого завещательного дара для Помпея, но не было даже ни одного упоминания о том, кому завещатель некогда пожаловал титул императора и прозвание «Великий».

Но Помпей, будучи истинным государственным мужем, не выказал ни малейшего огорчения по поводу такой забывчивости, и, когда Лепид и некоторые другие захотели воспрепятствовать не только похоронам Суллы на Марсовом поле, но и тому, чтобы они были устроены за счет государства, именно Помпей взял на себя руководство похоронной церемонией и воздал Сулле погребальные почести.

Более того.

Предсказание Суллы сбылось тотчас после его смерти, и, поскольку Лепид воспользовался положением, которое создал ему Помпей, для разжигания волнений в Риме, Помпей встал бок о бок с Катулом, представлявшим благонамеренную часть сената и народа, но пригодным скорее для гражданского руководства, чем для командования армией, и оказал ему помощь своим мечом.

Помощь эта была значительной.

Лепид при содействии Брута — отца того Брута, которому вместе с Кассием предстояло убить Цезаря, — захватил бо́льшую часть Италии и кусок Цизальпинской Галлии.

Помпей выступил против него, отвоевал у него бо́льшую часть городов, взял Брута в плен и, подобно тому, как он поступил прежде с Карбоном и Квинтом Валерием, убил его руками Геминия, не потрудившись даже предать его суду.

За этой победой последовали победы над Серторием, Спартаком и пиратами.

В этой последней войне Помпей соединил в своих руках такую огромную власть, какой никто до него не обладал, и сделался настоящим властелином моря.

Именно здесь мы покинули его, и, стало быть, именно сюда нам следует вернуться к нему, чтобы следовать за ним вплоть до момента возвращения Цезаря из Испании.

<p>XIV</p>

Пока происходили все эти события, борода у Помпея наконец появилась, и на сей раз он без всякого противодействия добился триумфа и консулата.

Его власть была так велика, что Красс, затаивший на Помпея обиду после истории с гладиаторами, был вынужден просить у него нечто вроде разрешения, чтобы домогаться консулата.

Помпей понял, сколь возвеличивает его это смирение человека, который по причине своего богатства и дара красноречия презирал всех остальных людей.

Он забыл свою вину перед Крассом — что было куда легче, чем забыть вину Красса, если бы Красс был перед ним виноват, — итак, повторяю, он забыл свою вину перед Крассом и оказал содействие его назначению консулом одновременно с собой.

Поскольку Цезарь отсутствовал, Красс и Помпей поделили между собой власть.

Красс имел большее влияние на сенат, а Помпей пользовался бо́льшим доверием у народа.

К тому же Помпей был тем, кого в наши дни назвали бы политиканом; он знал свой римский народ и понимал, чем его можно взять.

Так, существовал обычай, что римские всадники по истечении установленного законом срока военной службы приводили своего коня на Форум и там, в присутствии двух цензоров, давали отчет в своих военных кампаниях, называли имена военачальников и командиров, под чьим начальством они воевали, и перед лицом народа выслушивали похвалу или порицание, в зависимости от того, что они своим поведением заслужили.

И вот, в то время как цензоры Геллий и Лентул восседали на своих креслах, вдалеке показался Помпей: облаченный в одежды консула и сопровождаемый ликторами, которые шли впереди него, он пешком спускался на Форум, ведя под уздцы своего коня, словно простой всадник; затем он приказал ликторам расступиться и вместе с конем предстал перед судьями.

При виде этого зрелища народ охватило чувство столь глубокого уважения, что не послышалось ни одного возгласа, хотя было прекрасно видно, что поступок Помпея восхитил всех.

Цензоры, исполненные величайшей гордостью от такого знака почтения к ним, напротив, ответили Помпею приветственным жестом, и старший из них по возрасту поднялся со своего кресла.

— Помпей Великий, — обратился он к нему, — я спрашиваю тебя, совершил ли ты все походы, предписанные законом?

— Да, — громко ответил Помпей, — я совершил все походы, и никогда надо мной не было иного командира и иного военачальника, кроме меня самого.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 87 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза