Цезарь

При этих словах народ разразился ликующими криками, а цензоры встали со своих мест и проводили Помпея домой вместе со всей толпой, чтобы воздать ему те же почести, какие воздал им он.

Однако своего величайшего триумфа Помпей удостоился в тот день, когда его наделили неограниченной властью для ведения войны с пиратами, о чем мы уже говорили.

Закон, облекавший его этой властью, был принят отнюдь не без сопротивления, ибо было понятно, что, как только Помпей обретет ее, имея под своим командованием двести кораблей и пятнадцать легатов из числа сенаторов, отданных ему в беспрекословное подчинение, имея верховенство над всеми квесторами и сборщиками государственных налогов, а также абсолютное единовластие над всем морским побережьем на четыреста стадиев в глубь суши, то есть над всей римской державой, никакая человеческая сила не сможет помешать Помпею стать царем, если царская власть прельстит его.

И потому при чтении законопроекта, который был встречен ликующими возгласами народа и поддержан Цезарем, желавшим хорошо выглядеть в глазах этого народа, кое-кто из сенаторов выступил против такого предложения.

Один из консулов даже воскликнул:

— Берегись, Помпей! Желая идти по стопам Ромула, ты вполне можешь, как и он, исчезнуть в какой-нибудь буре!

Катул, за которого Помпей еще недавно сражался, тоже не был благосклонен к этому закону, и, тем не менее, выступая против него, он с величайшей похвалой отозвался о Помпее.

— Однако, — сказал он, — не подвергайте беспрестанно первейшего из граждан и величайшего из людей Рима опасностям войны; ибо, если вы потеряете его, кто другой его заменит?

— Ты, ты сам! — раздались со всех сторон крики.

Тогда вперед выступил Росций и подал знак, что он хочет говорить; но, поскольку среди воплей толпы добиться слова было невозможно, он поднял два пальца, подавая тем самым знак, что Помпею нужно дать товарища.

Однако в ответ на это неуместное предложение раздраженный народ издал такой крик, что ворон, пролетавший в ту минуту над Форумом, упал, бездыханный, прямо в толпу.

«Это доказывает, — вполне серьезно замечает Плутарх, — что птицы падают на землю не из-за того, что вследствие разрыва или разрежения воздуха в нем образуется пустота, а из-за того, что их оглушают сильные крики, которые производят в воздухе резкий толчок и создают стремительный вихрь».[33]

Мы уже сказали, что эта война закончилась к вящей славе Помпея.

Однако о чем мы не сказали, так это о мягкосердечии, которое Помпей, столь жестоким образом предавший смерти Карбона, Квинта Валерия и Брута, выказал по отношению к морским разбойникам.

Он благосклонно встретил их, сохранил им жизнь и оставил им часть их имущества.

Более того, поскольку Метелл — родственник того Метелла, который был его товарищем по командованию, — поскольку, повторяю, Метелл, который еще до назначения Помпея главнокомандующим в этой войне был послан на Крит, чтобы преследовать пиратов на упомянутом острове, являвшемся вторым после Киликии средоточием их шаек, беспощадно преследовал морских разбойников и, едва схватив, распинал их на крестах, то эти последние, зная о том, с какой мягкостью обошелся Помпей с их собратьями, попросили у него помощи против Метелла.

Просьба была весьма странной; но еще более странным было то, что она оказалась удовлетворена.

Помпей написал Метеллу, что он запрещает ему продолжать войну.

Он повелел городам на Крите не подчиняться более Метеллу и отправил туда своего легата Луция Октавия, который проник в один из осажденных городов и вместе с пиратами сражался против солдат Метелла.

Все это выглядело бы недоступным пониманию, если бы не была известна присущая Помпею манера действовать: он ни за что не хотел уступать Метеллу часть своей славы от победы над пиратами, как прежде не пожелал уступить Крассу часть своей славы от победы над гладиаторами.

Когда в Риме узнали, что столь грозные пираты были полностью уничтожены или покорены менее чем за три месяца, Помпеем стали восторгаться до такой степени, что народный трибун Манилий предложил закон, который предоставлял Помпею командование всеми провинциями и всеми войсками, находившимися под начальством Лукулла, с прибавлением Вифинии, занятой Глабрионом.

Данный закон позволял ему сохранить за собой те же морские силы и ту же власть, какой он обладал в ходе предшествующей войны, и, наконец, ставил в полное подчинение ему всю остальную римскую державу, поскольку, помимо Фригии, Ликаонии, Галатии, Каппадокии, Киликии, Верхней Колхиды и Армении, он отдавал ему войска, с которыми Лукулл победил Митридата и Тиграна.