Цирк Обскурум

Там, откуда я родом, для детей нет возможностей. Ты либо выходишь на свободу, либо становишься частью захудалого преступного мира наркотиков. Я не вышел. Я не мог, не тогда, когда моя мать была там в ловушке. Я делал то, что мне было нужно, чтобы защищать ее так долго, как только мог. Она принадлежала придурку по имени Джорджиано, сутенеру, который находился на самой вершине пирамиды в моем городе. Ты бы не захотел связываться с ним, и если бы ты принадлежал ему, ты никогда не смог бы стать свободным, если бы не заплатил за это. Пятьсот тысяч долларов наличными. Именно столько стоило освободить мою мать. Видишь ли, она была одной из его любимиц. Полагаю, мне повезло, что он позволил ей растить меня, несмотря на то, что она работала проституткой. Наверное, я должен был быть благодарен, когда он повел себя немного по-отцовски и научил меня выживать.

Вместо этого это только наполнило меня гневом.

Я видел, как обращались с моей матерью, поэтому, как только я стал достаточно взрослым, чтобы понять, я начал откладывать деньги. В семь лет я подрабатывал то тут, то там. К двенадцати годам я пристрастился к наркотикам. Когда мне исполнилось девятнадцать, у меня была своя сеть по продаже наркотиков, и я накопил достаточно, чтобы оплатить стоимость свободы для моей матери. Я пришёл к Джорджиано с сумкой, полной наличных, и бросил ее к его ногам. Он только посмотрел на деньги, приподняв брови.

— Для моей матери, — заявил я, самоуверенный подросток, который понятия не имел, насколько несправедливым может быть мир. — Ради ее свободы.

Джорджиано посмотрел мне в глаза, на каждом пальце у него были золотые кольца. Этот ублюдок любил львов, и у него на шее висело золотое кольцо на цепочке. Этот идиот думал, что львы — это альфы животного царства. Он ни разу не осознал, насколько уместно, что львы-самцы ничего не делают, а просто сидят наверху, ленивые и толстые, в то время как львицы выполняют всю работу. Тем не менее, он был крупным человеком, и в его распоряжении была целая система.

— Бьюсь об заклад, ты потратил много времени на этот день, — сказал Джорджиано, как обычно спокойный. Он зажег сигару и покатал ее в зубах. — Очень хорошо, Хит. Ты это заслужил. — Он жестом попросил кого-то взять ее, как будто все было хорошо. Я по глупости поверил ему. У банд свой кодекс поведения, и сделка есть сделка, но Джорджиано годами держал мою мать в заложниках, и, несмотря на то, что она была его любимицей, эгоистичные мужчины не любят расставаться со своими вещами.

Я наблюдал, как они выволокли мою мать, ее глаза были налиты кровью от того наркотика, который они ей дали. Большую часть времени она была слишком счастлива, чтобы знать, что я был рядом. Иногда она смотрела на меня и плакала, извиняясь за то, с чем мне пришлось столкнуться. Я никогда не винил ее. Я ни разу не думал, что она может это контролировать, но я мог.

— Ты хорошо вырос, Хит, — сказал Джорджиано, спускаясь со своего трона и поглаживая щеку моей матери. Она дернулась не из-за наркотиков в ее организме. — Но есть один урок, который тебе еще предстоит усвоить.

Я был глупцом. Я выпрямился, думая, что он собирается поделиться какими-то знаниями, которые я мог бы использовать на улицах.

— Какой? — Уверенно спросил я.

Джорджиано посмотрел мне в глаза. Он посмотрел мне в гребаные глаза, вытаскивая пистолет из ниоткуда.

— Жизнь несправедлива, и такие люди, как ты, не получают того, чего хотят.

У меня не было времени среагировать. Он нажал на курок прежде, чем я успел закричать. Я смотрел, как тело моей матери рухнуло на пол, ее глаза были открыты, но уже ничего не видели. Моим единственным утешением было то, что она этого не почувствовала. В ее организме было столько наркотиков, о которых она даже не подозревала. Я закричал и бросился к Джорджиано, но его охранники поймали меня.

— Вышвырни его вон, — приказал он, как будто это был какой-то пустяк. Полагаю, для него так оно и было. — Убедись, что он увеличит свой процент для меня. Если он смог накопить эти деньги, значит, ему есть что отдать.