Цивилиzации

Шторы были задернуты, так что в спальне царил мрак. Едва различалась кровать и неясный силуэт под покрывалами, среди подушек: этого было достаточно, чтобы распалить вожделение Атауальпы, и он сделал несколько шагов вперед. Кровать была пуста, а за дверью ждал человек герцога, сжимая в руке кинжал.

Он метил в горло, но было так темно, что пришлось колоть наугад, и клинок вошел в плечо. Атауальпа вскрикнул и, резко повернувшись, набросился на врага. Скоронконколо несколько раз вонзил лезвие ему в бок, но император был так крепок, что задушил бы его голыми руками, если бы не вмешался Лоренцо. Герцог ничего не мог разглядеть, и ему пришлось сначала раздвинуть шторы. В спальню ворвалось солнце, осветив на полу борцов в яростной схватке. Казалось, Атауальпа вот-вот одержит верх, но у герцога был кинжал, который он и всадил в спину императору по самую рукоять. Атауальпе хватило сил обернуться и взглянуть на своего убийцу. «И ты, Лоран?» — были его последние слова, но тело его, все исколотое, еще продолжало жить. Он взревел, бросился на герцога, укусил его за большой палец и погрёб под собой.

Так умер император Атауальпа.

В тот момент в большом мраморном храме начиналась месса, но Руминьяви на нее не пришел. Заговорщики, собиравшиеся его заколоть, растерялись. Пока священник говорил с толпой на своем ученом языке, они стояли в нерешительности и думали, что делать дальше. Наконец конспираторы, чей шепот перекрывали голоса поющих единоверцев, летевшие ввысь под самый купол, решили отправиться в Синьорию. Это себя оправдало: полководец был занят там какими-то делами. (Ему доложили о подозрительном движении войск под близлежащими Пизой и Ареццо.) Посетители попросили срочно их принять, Руминьяви дал им аудиенцию в просторном Зале Пятисот — в окружении статуй, из которых почти все, за исключением царька Давида, изображали поединки животных, — когда-то там в полном составе собирался совет. Явились сенаторы Баччо Валори, Никколо Аччайоли, Франческо Гвиччардини, Филиппо Строцци[247] и один из членов семейства Пацци. Они окружили полководца, но не решались перейти к делу: в дверях стояла стража, которую ни во что не посвятили, а потому ее реакцию трудно было предвидеть. Не зная, что делать, сенаторы всячески старались не вызвать у командующего подозрений и разыграли сцену, будто предупреждают его о военном мятеже, который готовится в Тоскане при поддержке Рима, что, впрочем, было правдой. (Умолчали они только о том, что сами были зачинщиками.)

Так они описывали перед генералом круги, словно хищные птицы, которые всё не решатся напасть, как вдруг в белом шелковом платье явилась Киспе Сиса. Проснувшись, она была удивлена, что не находит во дворце Питти ни своего супруга, ни брата. Тогда она отправилась в собор, а не увидев их там — в Синьорию.

Где Лоренцо? И где император? Ответить на эти вопросы сенаторы, разумеется, не могли и делали удивленный вид, словно это исчезновение для них сюрприз. Руминьяви не знал этих людей и не говорил по-итальянски, но их прекрасно знала герцогиня. И насторожилась: была в их поведении какая-то недосказанность, не просто замешательство, обусловленное этикетом. Она слушала, как они запинаются, видела их растерянность и распознала скрытые за смущением приметы страха.

Снаружи раздался гул. Пятеро сенаторов, герцогиня и полководец тут же его услышали: он нарастал, контрастируя с мертвой тишиной, воцарившейся в Зале Совета.

Киспе Сиса что-то сказала Руминьяви на кечуа.

До них донеслись призывы бунтарей, от имени Медичи требовавших республику.

Весть о смерти Атауальпы уже начала разноситься. Достигла она и Зала Пятисот. Герцогиня побледнела. Ободренные успехом Лоренцо сенаторы осмелели и потянулись к кинжалам, но Руминьявил был настороже. Инка-великан выхватил из-за пояса топор и булаву со звездчатым наконечником. Проломив череп первому нападавшему и проткнув глаз второму, он разоружил трех оставшихся и велел страже их арестовать.

Снаружи в двери замка колотили бунтовщики, которых вели Ручеллаи и Альбицци. Руминьяви приказал забаррикадировать вход. Тут раздался голос одного их зачинщиков, вероятно Леона Строцци, сына сенатора, ибо звучал он молодо и пылко. Он призывал инков сдаться во имя свободы. Император мертв. Его силы уступают в численности. Провозглашена республика.

Удары в дверь были все сильнее.

Лоренцо не появился, но толпа его восхваляла. Слышалось: «Да здравствует герцог! Да здравствует республика!» Киспе Сисе были знакомы нравы флорентинцев, а Медичи — тем более. Она не сомневалась, что мятеж организовали Лоренцо и его сообщники. Было ясно, что большинство смутьянов, кричавших снаружи, подкуплены. Сын Строцци требовал выдать им Руминьяви. Заговорщики думали, что после убийства Атауальпы достаточно арестовать его главнокомандующего, чтобы овладеть ситуацией.