Цивилиzации

В одном мадридском квартале, название которого мне совсем не хочется вспоминать, жил в недавнем прошлом каменотес, из тех деревенщин, кто обзаводится молодой женой, красивой и задорной, и так богатеет, что любого альгвасила, унтера или алькальда[249] держит в кулаке.

И вышло так, что этот каменотес не поладил с молодым соседом, отзывавшимся на красивое имя Мигель де Сервантес Сааведра. Соседу не исполнилось и двадцати пяти лет, был он хорош собой, образован, любил поэзию, и, хотя голова его уж больно туго была набита пьесами Лопе де Руэды[250], знавшие его находили, что, несмотря на легкое заикание, он способен очаровать всех, кто бы ни оказался рядом.

Рассказывают, что каменотес как-то застал этого юношу со своей женой не то в хлеву, не то на близлежащей конюшне. Как далеко зашли их невинные игры, история умалчивает, хотя с большой вероятностью можно предположить, что зашли они довольно-таки далеко — впрочем, для нашего рассказа это не имеет никакого значения, главное, чтобы, повествуя о нашем герое, мы ни на шаг не отступали от истины[251].

Важно знать другое: молодой человек ранил каменотеса на дуэли, устроенной, верно, в аркаде на Пласа Майор.

Наслышанный о том, что у каменотеса все схвачено, Мигель бежал из города, дабы не навлечь на себя гнев правосудия, склонного, как ему было известно, принимать сторону того, кто богаче. Так он нашел приют на постоялом дворе в Ла-Манче, где поселился в каморке под лестницей, которая в прежние годы, очевидно, долго служила чуланом, где хранилось сено. И правильно сделал, потому что вскоре пришли новости из Мадрида о том, какой ему вынесли приговор: его заочно приговорили к прилюдному отсечению правой руки, а вдобавок — к изгнанию на десять лет из империи.

Так что Мигелю ничего другого не оставалось, как попытаться поскорее покинуть Испанию, чтобы избежать назначенного жестокого наказания. Несколько дней еще он провел в своем чулане, куда, едва опускалась ночь, угодливая служанка приносила ему чем подкрепиться, а затем ушел с шестью пилигримами, направлявшимися в Виттенберг — увидеть портал церкви, где некогда прибили знаменитые тезисы божественного Солнца. Они охотно взяли его с собой, увидев красивое лицо и решив, что в любом городке на их пути подавать ему будут не меньше реала серебром. Он тут же раздобыл посох с двумя яблоками[252], суму из невыделанной свинячьей кожи, в которую служанка, питавшая к нему расположение, напихала хлеба, сыра и олив, да еще бутылку вина про запас, и они двинулись на север, в направлении Сарагосы.

Из множества книг, принадлежавших ему, он оставил лишь часослов Нотр-Дам и некомментированного Гарсиласо, рассовав их по карманам.

Пилигримы собирались идти в Германию через Францию, но на одном постоялом дворе, где они ночевали по пути в Сарагосу, их убедили в полной безрассудности такого плана из-за волнений, сотрясавших Наварру и часть Окситании, где были бунты против мексиканской короны.

Через Сарагосу они решили не идти и повернули на Барселону, где занялись поисками судна, которое позволит обогнуть отрезанный для них путь по суше. В конце концов нашелся кнорр, направлявшийся во Флоренцию с грузом вина, вследствие чего веселье не покидало их на всем пути, ибо прикладывались они постоянно и на итальянскую землю ступили нетвердой ногой, пошатываясь. Молодой Мигель еще не ведал, что вскоре вновь отправится в море, и не мог представить, при каких обстоятельствах.

2. О том, как молодой Сервантес повстречал грека Доменикоса Теотокопулоса[253], и тот привел его в Венецию

Флоренцией тогда правил великий герцог Козимо Уальпа де Медичи, старший сын несравненной Киспе Сисы и Лоренцаччо, убийцы императора. И если герцог в своих наместнических делах пользовался относительной свободой, то город и вся Тоскана, находившиеся на его попечении, все равно принадлежали Пятой Четверти, откуда Мигель был изгнан на десять лет под неизменным страхом лишиться правой руки. Он думал податься в Рим и там поискать убежища, но слухи о движении войск к Священному городу, якобы пребывающему в осаде, удержали его от этой затеи. Со своими друзьями-пилигримами он проследовал до Болоньи, где правил другой Медичи, герцог Энрико Юпанки, чьей советчицей была мать, Екатерина, вдова великого полководца Кискиса, а затем в Милан — также имперскую землю. Оттуда он рассчитывал добраться до Швейцарии, где сможет наконец укрыться от жестокости правосудия и спокойно проживать свои дни в Женеве, Базеле или Цюрихе.